«…Ah, ma pauvre amie! Les temps sont bien chang'es et la pauvre soci'et'e de Madras 'etant sans le sou-je le suis aussi; de mani`ere que cet argent est arriv'e bien `a propos, je vous assure. Si je pouvais 'ecrire mes articles russes-j'en ferai bien vite; mais le malheur est que j'ai a rester alit'ee les trois quarts de temps. Je ne durerai pas longtemps-allez! J'accepte cet argent de l'ami inconnu sans fausse honte, mais je tiens a savoir son nom. Le ma^itre a refus'e de me le dire, en disant simplement que c''etait d'un vrai ami et que je pouvais accepter. Mais vous, ne me le direz vous pas? Est-ce la Duchesse? Mais non-car pourquoi s'en cacherait-elle, et puis c'est un ami et non une amie. Dans tout cas le Ma^itre le connait c'est s^ur, car il a ajout'e que son intuition pour les v'erit'es occultes 'etait grande et qu'il y avait de l''etoffe en lui, quoique… mais je ne dois pas le dire, `a ce qu'il parait. Ah que je m'ennuie donc i`ei, bon Dieu! et que je voudrais m'en aller-si le ma^itre le permettait… Que fait donc Solovioff? Est-il malade toujours! je l'aime bien, mon ami Solovioff, mais il dit des b^etises de nos Mahatmas, ce pauvre Thomas l'incredule.
A vous de coeur H.P. Blavatsky»[65].
Хоть и несчастная, почитавшая себя навки побжденной и опозоренной, доходившая, очевидно, временами до отчаянія, больная и покинутая — Елена Петровна все же оставалась врной себ. Она продолжала морочить добрыхъ людей своимъ «хозяиномъ», ничуть не смущаясь наивностью и первобытностью этихъ «астральныхъ» визитовъ таинственнаго махатмы, во время которыхъ онъ длаетъ ей сообщенія, ровно ничего не сообщающія, и «спасаетъ» ее, ровно ни отъ чего не спасая. Къ чему же ей придумывать что-нибудь боле тонкое и остроумное, когда эта простая «игра» удовлетворяетъ не только ученыхъ дамъ, но даже и ученыхъ кавалеровъ, лишь бы они были «ея, Елены Петровны, друзьями». Вмст съ этимъ, нуждаясь во мн и отдавая мн свою «любовь, дружбу и врность до гроба», она однако очень тревожится, какъ бы я чего не «испортилъ», — ужь очень непочтительно отзываюсь я въ письмахъ къ ней о ея «хозяин» и вообще о всей ея «махатмовщин», — и спшитъ предостеречь m-me де-Морсье отъ меня, какъ отъ омы неврнаго.
M-me де-Морсье ничего не могла сообщить ей относительно «неизвстнаго друга», а я послалъ ей, по поводу ея «предостереженій», шутливое письмо, гд говорилъ, что ея «теософическое общество» мн окончательно надоло, что я не врю никакимъ ея феноменамъ и махатмамъ; но ее, милйшую Елену Петровну, люблю не меньше, чмъ она меня любитъ, и намреваюсь уничтожить ея злого врага — г-жу Куломбъ. Я прибавлялъ, что скоро узжаю въ Швейцарію и надюсь, что мы свидимся, что она завернетъ ко мн по пути въ Германію.
На это былъ отвтъ:
«Дорогой В. С. — Пишите гд поселитесь. Я ршила хать въ Германію на зиму; покрайней мр коли холодно то комнаты теплыя — а здсь я постоянно простужаюсь — и проздомъ могу остановиться тамъ, гд вы будете. Со мною Кришна Суами[66], а онъ милый. Что это вы нападаете и въ письмахъ къ *** (г-ж У.) на Общество? Ради Бога хоть ради личной дружбы не покидайте его; бдный Олкоттъ длаетъ то, что ему велитъ совсть и онъ и собою радъ сейчасъ же пожертвовать ради блага Общества. Увидимся разскажу все. Но что это вы пишете такъ неясно? что вы ршили сдлать съ подлой Кулонбшей? Она вотъ, какъ я ухала, подбила миссіонеровъ — сдлать въ ея пользу подписку за „услуги, оказанныя человчеству и обществу вообще, разоблачивъ Мад. Блаватскую“. Первый подписался эпископъ Мадраскій и ей собрали миссіонеры 5,000 рупій, т. е. 10,000 франковъ! Она детъ въ Европу „за m-me Блаватской вслдъ“ — пишетъ миссіонеръ Паттерсонъ, редакторъ обличающаго меня журнала. Милости просимъ. Но не правда ли, comme l'innocence triomphe et le vice est puni? Чудо, что за милый свтъ — душка! Цо то бендзе! — въ будущемъ то. Что такое надлалъ Синнеттъ — **(г-жа X.) пишетъ — въ Париж? Я ничего не понимаю! и почему вы не напишете мн обстоятельно? Эхъ, какой вы! Ея брошюра? — хороша и такъ правдива. Я ей должна до сихъ поръ деньги? А у меня ея письмо изъ Цейлона 8 лтъ спустя, какъ я была въ Египт, въ которомъ она умоляетъ меня дать ей взаймы денегъ подъ вексель. Я фокусничала въ Каиро? а весь городъ знаетъ и помнитъ что меня и въ город не было, когда нанятые нами медіумы, ея же пріятельницы, были пойманы съ этими фокусами и я ихъ тотчасъ же прогнала и сама же потеряла 600 франковъ. Ахъ она подлая женщина! Да пусть кто хочетъ спросить въ Каир — тамъ ее вс знаютъ и нтъ ей другой клички какъ la sorci`ere et la voleuse. И миссіонеры ее протежируютъ теперь! Господи что за гадость и что за конспирація. Довольно объ этой мерзости.
Пишу II часть „Дебрей“[67]. Вы мн не отвчали на мой вопросъ о Катков. Простудилась — и всю ночь била лихорадка. До свиданья, дорогой В. С.
Вамъ на вки преданная Е. Блаватская.»