Современный Евгений Онегин

Онегин с Брянского вокзала
Скакал в грохочущем такси.
Его дорога истерзала
(Кто сел – пощады не проси!)
Он бился головой о стенки
И носом тыкался в коленки,
Подпрыгивал и падал вновь,
Со лба платком стирая кровь.
Его тошнило и качало
И, пролетая вдоль Тверской,
На счетчик он глядел с тоской
(Число шесть цифр обозначало)
И думал он: уж лучше б мне
Скакать на вороном коне!

Такси! Как много в этом слове

Заключено для москвичей!
Они тебя напрасно ловят
При свете дня, во тьме ночей.
Какие выдумать приманки,
Чтобы привлечь вас на стоянки?
Какую речь сказать дрожа,
Чтоб мы услышали: «Пожа…»?
Увы! Ни жалобы, ни слёзы
Шофера сердце не смутят.
Шоферы ехать не хотят,
Неумолимы людовозы.
Участья ни в одном глазу.
Они твердят: «Не п-о-в-е-з-у»![78]

(А.Г. Архангельский, М.Я. Пустынин, 1932)

Поездка в выходной день на московский пляж:

Онегин, весь обуреваем
Мечтой иметь спортивный стаж,
Спешит тринадцатым трамваем
В Покровско-Стрешнево на пляж.
Вцепившись в трам, подобно кошке,
Висит Татьяна на подножке.
Онегин сзади сам не свой
Уперся в стену головой.
Как ловкий акробат повис он,
Держась всего одной рукой!
Но – точка. Переезд такой
Был тыщу раз уже описан.
А описанья прошлых лет
Мне повторять охоты нет.
Езда зависит от сноровки:
Виси, держись и не зевай!
Вот, наконец, у остановки
Освобождается трамвай.
Переселение народов!
Сплошная лента пешеходов.
Кто с узелком, кто налегке —
Все устремляются к реке.
Но к ней ведущие дороги —
Увы! – не очень коротки.
Идешь, идешь – все нет реки,
Жара, подкашивает ноги,
Со лба стекает грязный пот,
И жажда иссушает рот[79]

.

(Н.Ю. Верховский, 1934)

И у этого автора акцент на показе постоянного движения Онегина, но уже по Ленинграду:

«Прошли немногие недели…
Онегин бодр и деловит,
И ради неизвестной цели
Все время ездить норовит.
Его поездки очень длинны.
Вот он на Тракторной, Турбинной —
По новым улицам – идет
И наблюдение ведет.
Вот он в стремлении свободном
Десятку новых, светлых бань
Своих исканий отдал дань,
Бетон заметил на Обводном,
Зашел в больницу со двора…
Et cetera… et cetera…»[80]

А в самом конце – канонический уже в 30-е гг. панегирик социалистическому строительству, превращающему труд и быт в эпические и героические деяния:

Блажен, кто, расстегнувши ворот
И засучивши рукава,
Сам строил образцовый город
И жить в нём приобрел права,
Кто дал на стройке легендарной
Высокий темп и труд ударный
Под руководством вожаков —
Строителей-большевиков.
Кто знал, что быстро, горделиво
И расцветет и процветет
Грядущих дней живой оплот,
Советских стран краса и диво,
Нам всем награда из наград —
Великолепный Ленинград[81]

.