Совсем как ты

У Джозефа однажды рухнули отношения с девчонкой, которая купила себе жуткое пальто. Он сам не сразу понял, почему не может больше с ней встречаться, и лишь намного позже решил докопаться до первопричины; тогда-то ему и вспомнилось, что она каждый раз приходила на свидания в том пальто. А ведь он видел ее и голышом, и в нижнем белье, и в облегающем свитерке с джинсами, но это пальто буквально преследовало его, как привидение. Сшитое из искусственного меха (одному Богу известно, под какое животное косил этот мех), оно притягивало посторонние взгляды и к себе, и к ней, и к нему, а этого он простить не мог. Во всех отношениях девчонка была приятная, а главное – горячая. Ну не хотел он видеть эти танцы – от них Люси делалась похожей на ту меховую хламиду. Люси – добрейшая душа. Она сейчас сказала что-то приятное, ободряющее, дружеское – не иначе как у него просто извращенное восприятие. Да, старовата, а он еще – молодо-зелено, однако проблему-то составляла не ее старость, а его молодость. По молодости он и поддается всяким глупостям. Но если не набьешь себе шишек, так ничему и не научишься, правда же?

Все началось в понедельник утром со слова «зашибись» и выразительного кивка, а дальше пошло-поехало. Конечно, Люси тоже могла быть не права. Ученики одиннадцатого класса примерно три раза в минуту выразительно кивали, повторяя «зашибись», и не было никаких оснований полагать, что Шеника Джонсон и Марлон Харрис так описывали ее личную жизнь. Но она с легкостью расставляла субтитры:

Шеника: Ты в курсе, что миз Фэрфакс трахается с черным парнем двадцати двух лет?

Марлон: Зашибись.

Шеника выразительно кивает…

И с ее появлением в классе все разговоры смолкли, чего обычно не происходило. (В принципе ребята неплохие. Да и она неплохой учитель. Но минуты две уходит на восстановление дисциплины.)

Да важно ли, в какой именно момент это началось. В пятницу, во второй половине дня заместитель директора школы Бен Дэвис уже обратился к Люси с вопросом: знает ли она, что о ней сплетничают? Он остановил ее в коридоре, мимо сновали ученики, и она сочла, что время для беседы выбрано неудачно, о чем ему и сказала.

– Тогда целесообразно будет, наверное, поговорить после уроков?

– Вовсе нет. Не вижу оснований.

– Не очень-то хорошо, когда частная жизнь учителя в открытую обсуждается всей школой.

– Ничего дурного я не делаю.

– Я вас и не обвиняю.

Кое-кто из учеников, навострив уши, замедлял шаг.

– Говорите громче! – послышался чей-то выкрик сзади.

Общий смех.

– Зайду к вам после уроков, – согласилась она, только лишь для того, чтобы остановить это прилюдное обсуждение.

Она подошла к его кабинету. Замдиректора отчитывал восьмиклассника, который подделал справку, разрешающую беспрепятственный выход в туалет по медицинским показаниям, и бессовестно прогуливал уроки. Люси, прислонясь к стене, слушала.

– Зачем тебе нужно, чтобы окружающие думали, будто ты вот-вот обкакаешься? – говорил Бен.

Он был педагогом старой закваски – в том смысле, что главными воспитательными методами служили ему насмешка и сарказм. Похоже, ребятам это нравилось, к немалой досаде Люси.

– Совсем мне это не нужно, сэр, – ответил ученик.

– Тогда в чем дело?

– Так я ж не больной. Справка-то – фальшак.

– Но одноклассники считают, что у тебя проблемы со здоровьем.

– Да нет, никто так не считает. Все в курсах.

– Ну хорошо, так считают учителя.

– На них мне вообще параллельно.

– Как бы то ни было. Я распорядился, чтобы во время уроков тебе не разрешали…

– Так нечестно, сэр. А вдруг мне на самом деле приспичит?

– Ты обманул доверие учителей. Теперь надо расплачиваться за последствия.

– Страдать-то весь класс будет, – возразил подросток.

– Знаешь, давай переживать неприятности по мере их поступления, – сказал Бен. – Подтирать за собой будешь сам, это я тебе гарантирую. Ступай.

Ученик вышел, и Люси села на его место.

– Можно начинать следующую взбучку, – сказала она.

– Что вы, что вы. Даже в мыслях не было. Я просто хотел поинтересоваться, как ваши дела.

– У меня все в порядке, – ответила Люси и насторожилась.

– Но прежде всего: это правда?

– Что именно?

– У вас появился семнадцатилетний бойфренд?

– Господи. Нет. Нет. Кто вам такое сказал?

– В течение этой недели возрастная планка снижалась. Вначале говорили «слегка за двадцать».

– Ему двадцать два. Бен, я бы никогда не… Боже. Семнадцать? То есть в двенадцатом классе? Нет. Ни под каким видом.

– Вот и я так подумал.

– Мне придется уволиться, – сказала она. – Я сгораю от стыда.

– Вначале надо подать заявление, отработать положенный срок – пока суд да дело, станут говорить, что ему четырнадцать.

– И как мне быть?

– По-моему, ничего тут не попишешь. Можно, конечно, завести роман с мужчиной лет пятидесяти и пригласить его на следующее школьное мероприятие.

– Следующее школьное мероприятие будет летом.

– Моя рекомендация серьезна лишь отчасти, – сказал Бен.

– Ох. Да. Понимаю.

– И на школьной линейке, думаю, мне не стоит делать каких-либо объявлений.