Созданы для любви

Когда все закончилось, она не пожалела о своем решении. Хейзел не собиралась начинать новую жизнь без яркого жеста.

22

Хейзел решила остановиться в городе, где Джаспер ее высадил, и устроиться на работу в закусочной, потому что ею заправляла и владела хамоватая властная женщина, которая немного напоминала ей мать. Этой иллюзорной близости Хейзел была рада, потому что в том числе она обеспечивала нужную дистанцию. С подобием матери Хейзел могла сосуществовать, и сейчас ей это даже отчасти нравилось. Хотя если бы ее настоящая мама восстала из могилы, она не смогла бы на нее работать. Ни в ресторане, ни где-то еще. Даже или особенно если вторая жизнь ее матери зависела бы от того, станет ли Хейзел ее сотрудником.

Она сказала, что единственное ее пожелание – не работать в общем зале, где много людей, что она объяснила приступами тревожности. «Что ж, на задворках беготни больше, а платят меньше, – предупредила ее начальница. – Но ты заходишь через заднюю дверь, так что можешь выглядеть как угодно». Хейзел не поняла, был ли это камень в огород ее внешности или нет. «Можешь сползти с постели и как есть прийти работать. Персонал на кухне, похоже, так и делает. У них вечное похмелье. Как-то раз наш посудомойщик, Пьер, чесался все утро, то есть хозяйство свое чесал, потом пошел в уборную и как заржет на всю кухню. Когда он снял трусы, оттуда выпал гандон. Он так упился накануне, что забыл, что с кем-то трахался. Такие вот у тебя будут коллеги. С богом и удачи!»

Она спросила, надо ли заполнять бумаги. «Я могу платить тебе налом, но выйдет гораздо меньше. Ничего личного. У меня бизнес. Раз ты в отчаянном положении, глупо с моей стороны, с экономической точки зрения, этим не воспользоваться». Хейзел согласилась; она была рада, что не придется врать в бумагах и придумывать имя.

Как она назвала бы себя, подумала Хейзел, если бы ей пришлось придумывать новое официальное имя? Может «Ну Вот» или «Вышло как Всегда»?

Правда, когда начальница спросила, как ее зовут, она запаниковала и ответила: «Хейзел».

Все сотрудники закусочной звали начальницу Большая Шишка, но Хейзел хотела быть вежливой и сделать вид, что это настоящее имя, так что она решила называть ее миссис Шишка, из-за чего та каждый раз смотрела на нее с недоумением.

«Немного надо, чтобы тебе стало неуютно, да?» – как-то раз спросила у нее миссис Шишка, поймав у ледогенератора. Хейзел разглядывала раздавленного таракана; его щетинистая ножка дергалась в последних судорогах. Теплый ветер и солнечный свет проникали на кухню через заднюю дверь каждый раз, когда поставщик продуктов закатывал тележку с овощами, и Хейзел размышляла, как все-таки трудно (если вообще возможно) отделять одно от другого – так плохое и хорошее всегда идут рука об руку. Хейзел кивнула; в конце концов, неуютно по жизни ей было почти всегда. Миссис Шишка подошла к ледогенератору, огляделась по сторонам, сказала: «Мне пригодится что-нибудь для поднятия тонуса» – и взяла из контейнера совок. Потом стянула рубашку и насыпала кубиков льда в чашки лифчика, передала совок Хейзел и ушла.

Хотя она и орала на нее время от времени, Хейзел ей нравилась достаточно, чтобы она строила планы свести ее со своим сыном, который жил в ближайшем городе и никогда к ней не заезжал. Хейзел всеми силами старалась усмирить ее фантазии. «Я бесплодная, – соврала она, – и лесбиянка, и, может, даже асексуалка, а если и не совсем, то вся моя сексуальность точно лесбийская, еще я исповедую строгую религию, которую правительство считает культом». «Ну, может, у вас и не так много общего, – ответила миссис Шишка, – но все может получиться».

Кухонная жизнь вызывала что-то вроде амнезии, чему Хейзел была только рада. Она решила, что можно смело рекомендовать работу в ресторане любому, кто хочет забыть обо всех своих прежних поступках. Только распоряжения имели значение: встань, подойди, собери. Если она не косячила, можно было никому не попадаться на глаза: никогда не случалось такого, чтобы клиент говорил: «Ну и кто накладывал картошку фри в мою порцию? Могу я увидеть этого человека? Можете позвать?» – а даже если она и косячила, миссис Шишка просто приходила на кухню и орала на нее. «Хорошо бы выпихнуть тебя извиняться, – говорила она, – да не выйдет, ты выглядишь слишком забитой. Недовольные клиенты в итоге сами попросят у тебя прощения, а может еще и достанут мелочь из кармана и отдадут тебе все, что у них осталось, так им станет неловко, что они пожаловались. „Не ходите туда, – скажут они другим людям, указывая на закусочную, – они сначала напутали с начинкой в моем гамбургере, а когда я пожаловался, из кухни вышла самая грустная в мире девушка. Выражение глаз у нее как у актрисы, которая снимается в рекламе рецептурных лекарств от проблем с кишечником, как у девушки, которая сжимает челюсти и держится за живот. Даже если ее лицо ничего не выражает, вы все равно считываете эту боль, когда она на вас смотрит. Я зашел пообедать, а вышел, чувствуя себя перед всеми виноватым. Сходи лучше в пиццерию через дорогу“».