Тысячу лет назад жестокие катаклизмы на севере материка уничтожили почти полностью русло Иртел, обрушили в океан огромный полуостров Сагарн, богатый рудными залежами и серебром, превратили в болото землю бывшего королевства Сагарн. И усыпили богов. Как великих — Иртел, близнецов Атров, Слава, бога-гору Атроса — так и малых, Хозяев Земли. Уезды и дремучие чащи Морехи остались без духов-покровителей. Лес заполонили странные обитатели, которым прежде не было ходу на землю, осененную присутствием земляных и лесных божеств.
На окраине леса, совсем близко к отвесным склонам Восточных Столбов, в окружении могучих дубов, стройных берез и раскидистых вязов, стоял маленький холмик. Восточный полог холма был покрыт сочной травяной порослью. У подножия западного склона лежала большая груда валунов.
Рано поутру один из валунов отодвигался, и наружу выходила женщина. Лицо ее обладало идеальными правильными чертами. Фигура была высокой, стройной, точеной. Пышные черные волосы спускались ниже талии. Но ни один мужчина на Ремидее больше не посчитал бы ее привлекательной и не возжелал бы. Хотя когда-то обладание ею сделало бы счастливым любого. Когда она была жива.
Кожа женщины имела мертвенно-землистый оттенок. Губы — не алого и даже не розоватого, а синюшного оттенка. Но наиболее пугающими, отталкивающими в женщине были ее глаза. Огромные, обрамленные длинными пушистыми ресницами, они были холодны и безжизненны. В них не вспыхивали искры радости или печали. Они всегда оставались пустыми и безразличными, чего бы ни коснулся их взгляд.
Каждое утро она совершала одни и те же действия. С рассветом выходила из замаскированной землянки, выносила ночной горшок, ополаскивала его в ручье, текущем неподалеку. Заносила обратно и выходила с маленьким кожаным мешочком в руке. Она собирала в него травы, растущие на другой стороне холма и между деревьями. Потом залезала в узкую щель между валунами и скрывалась внутри холма.
Через некоторое время из щели вырывались легкие клубы пара и доносился пряный запах варева. Ближе к полудню женщина снова выходила наружу с маленькой плошкой и полоскала ее в ручье. Иногда она выносила белье и стирала его в ручье с розовым порошком.
Когда женщина задерживалась слишком долго, из щели раздавался пронзительный визг: «Вирубасинья! Вирубасинья! Басенька! Вирубашунечка! Куда ты пропала?! Ну-ка вернись, папочка соскучился! Лесных и глупых троллей довольно соблазнять! Опять придется бестолковых отваживать, а то и убивать!» Голос был тонким и писклявым, но очень, очень громким. Женщина сразу поворачивалась на голос и послушно залезала в пещеру.
Иногда кричащий и сам показывался наружу. Как правило, после заката. Лишь исключительные обстоятельства могли заставить мужчину покинуть подземное убежище при солнечном свете. Впрочем, сложно было назвать обитателя землянки под холмом мужчиной. Он был согбен и почти лыс. Череп в буграх и рубцах покрывали несколько редких седых прядей. Веки почти полностью закрывали глаза, лишь узкие щели с подвижными зрачками демонстрировали, что старик не слеп. Кожа была сухой и желтой, как древний пергамент. Впалые щеки и заостренный подбородок покрывала седая щетина.
Старик принимался суетливо бегать вокруг холма, рассматривать растительность и насекомых, вглядываться в небо, скрести в затылке, бормотать невразумительные фразы на древнеремидейском магическом языке вперемешку с современным наречием. Иногда он вынимал из складок потрепанного одеяния тонкий колышек и чертил им на земле фигуры и символы, понятные лишь ему. Когда он чертил, то периодически вопил пронзительно: «Вирубасинья! Подай заячий коготь!» Или: «Принеси Трезубец Борумелла, Басюнечка!» «Мне нужен Шестилистник Тьмы Сарема, Вируня!»
Женщина выносила из дома требуемые предметы причудливых форм и размеров. Старик забирал их и гладил женщину по плечу — а то и по груди или пониже спины, бросая на нее похотливые взгляды. Женщина хранила полнейшее равнодушие к его прикосновениям.
Закончив странные ритуалы, старик удовлетворенно кряхтел. В особо приподнятом настроении он принимался тыкать Вирубасинью колышком, щипать, щекотать, норовя залезть ей за лиф или под юбку. Женщина даже не вздрагивала. Тем временем земля над его чертежами вздыбливалась и принимала очертания странных животных. Старик оставлял в покое Вирубасинью и сосредотачивал внимание на причудливых созданиях.
Он что-то нашептывал рукотворным зверям, гладил их, дул в уши необычайных форм и размеров. А затем взмахивал рукой, и животное отрывалось от земли. Оно взмывало в небо или убегало в одном из направлений.
В один из летних вечеров у этого действа были зрители. В кустах под соседним холмом затаились двое. Немолодой мужчина с лицом, изуродованным шрамами, с вздутыми венами и потрескавшейся кожей. Рядом — совсем юная девушка, темноволосая и голубоглазая, изящная, прекрасная нечеловеческой красотой. Но к ее дивной красоте мужчина был еще более равнодушен, чем Вирубасинья — к уродству своего омерзительного сожителя.