Вставляю ломти хлеба в тостер. Хотя теперь, когда у меня перед глазами стоит мертвая ворона и измазанные ее кровью окна часовни, мой аппетит поубавился.
Я разыскиваю банку с джемом, когда вниз сбегает Фло. Я смотрю на часы. Пол-одиннадцатого.
– Доброе утро. Как спалось?
Она зевает.
– Нормально.
– Хочешь тост?
– Нет, спасибо.
– Кофе?
– Нет.
Она открывает холодильник и достает молоко.
– Есть какие-нибудь планы на сегодня?
– Я думала сходить в Хенфилд.
Хенфилд – это ближайший к Чепел-Крофт маленький городок.
– Ага, ясно. И зачем?
– Наркотики. Алкоголь. Возможно, порно.
Я молча смотрю на нее. Она качает головой:
– Что ты набросилась на меня с вопросами?
– Прости. Ты права. Почему мне должно быть дело до того, чем занимается моя единственная дочь? Которую вчера чуть не убили.
Она возмущенно оборачивается ко мне:
– Ты теперь всегда будешь мне это припоминать?
– Возможно, лет до тридцати или сорока.
Она наливает молоко в стакан.
– Вообще-то я собираюсь в Хенфилд, потому что там есть фотомагазин.
– Правда?
– Да. Я погуглила, они занимаются ремонтами.
– Твой телефон ловит наверху Интернет?
– Еле-еле. Кстати,
– Не знаю. Я от них не отстану. – Я смягчаюсь. – Тебя подвезти?
– Не надо. Я загрузила расписание автобусов.
– А, ну ладно.
Иногда я горжусь тем, что моя дочь такая практичная, зрелая и самодостаточная. Но порой мне хочется, чтобы она нуждалась во мне хоть чуть-чуть сильнее. Пятнадцать – это тот возраст, когда мы начинаем их терять. Хотя на самом деле, я думаю, мы начинаем их терять с того момента, когда они выскальзывают из нашего тела и делают свой первый вдох.
– Это ничего, что ты одна поедешь на автобусе?
Она бросает на меня уничтожающий взгляд.
– Я уже
– Знаю, но…
– Я в курсе. Меня чуть не убили. Попытаюсь не провоцировать в автобусе пенсионеров-убийц.
– Видишь ли, иногда они нападают всей стаей.
Она не может сдержать улыбку.
– Мама, все будет в порядке. Я просто хочу починить свой фотоаппарат. Понятно?
– Понятно.
– И ты только не обижайся, но мне просто необходимо ненадолго выбираться из этого дома. Мне нужен доступ в Интернет. Я хочу пообщаться с Леоном и с Кайли. Мне очень нужно хоть на какое-то время возвращаться в цивилизацию. Ну, или… – она замолкает, размышляя, – в какое-то ее подобие.
Я заставляю себя улыбнуться.
– Хорошо. Но если возникнут хоть какие-то проблемы, звони мне и я сразу за тобой приеду.
– Мама, я еду в фотомагазин, а потом собираюсь найти кафе, в котором есть вайфай. Не будет никаких проблем.
– Ладно. – Я поднимаю ладони, показывая, что сдаюсь. – У тебя достаточно денег на проезд и кофе?
– Вообще-то я хотела спросить – можно одолжить у тебя десятку?
Я вздыхаю.
– Не страшно, – кивает она.
После того как Фло уходит, я делаю себе кофе, успешно справляюсь с соблазном закурить и извлекаю из-под кухонной раковины коробку Флетчера.
Я смотрю на сломанную кассету. Скотч. Абсолютно уверена – это то, что мне нужно, чтобы ее починить. Но также уверена, что у нас его нет. Я откладываю кассету в сторону и достаю папку с надписью «Сассекские мученики».
У многих деревень есть темное прошлое. Сама история запятнана кровью невинных жертв и написана руками их палачей. Добро не всегда торжествует над злом. Молитвы не выигрывают сражения. Иногда нам необходима поддержка дьявола. Проблема заключается в том, что стоит хоть раз ею воспользоваться, и отделаться от него становится очень трудно.
Я сажусь и начинаю листать бумаги. Некоторые страницы – это распечатки из Интернета, другие – копии из книг. Текст по большей части наукообразный, сухой, изобилует датами и ссылками на времена правления королевы Марии и проведенной ею чистки. Лишь в самой середине папки мне попадается конкретное упоминание о Чепел-Крофт. Судя по всему, это очень старая статья, возможно, взятая из какого-то журнала. Шрифт плохой, а язык архаичный, но Флетчер подытожил содержание текста и сделал собственные пометки на полях.