Наконец, за длинным плавным поворотом он видит вдалеке белую часовню. Должно быть, это то, что он ищет. Его охватывает волнение. Так близко. Затем он замечает припаркованные на обочине полицейские машины, самих полицейских, оцепление.
Он опускает голову и проезжает мимо. Отъехав на безопасное расстояние, он останавливается, слезает с велосипеда, ставит его на подножку и приседает рядом. Делая вид, что возится с цепью, украдкой поглядывает на часовню.
И тут он видит ее. Впервые за четырнадцать лет. Она идет к дому вместе с пожилой женщиной, высоким мужчиной и девочкой-подростком.
Это не может иметь отношения к тому, что он сделал на ферме. Прошло слишком мало времени. Но у него дурное предчувствие. Он наломал дров. Надо было просто оставаться в хлеву. Держаться подальше от людей. Тогда никто бы не пострадал. В настоящий момент его единственное преимущество заключается в том, что никто не знает, кто он и как выглядит. Но это ненадолго. Ему трудно оставаться незамеченным в грязной порванной одежде и с воспаленной лодыжкой. Необходимо найти место, где он смог бы отлежаться, собраться с мыслями, разработать план.
Ничего. Он ничего не боится. Он просто хочет, чтобы все было правильно. Все должно быть правильно. Или…
…
Нет. Он поступил дурно. Он совершил ошибку. Но у нее было достаточно времени, чтобы его простить. Так же, как он простил ее.
Он снова садится на велосипед и едет дальше. На этот раз он не останавливается, пока деревня не остается позади. Дорога пустынна. По обе стороны лишь поля и коровы. Слева от него – ворота. Ржавые, запертые на амбарный замок. Наезженная, но заросшая травой грунтовка ведет в сторону от дороги, скрываясь в густых зарослях кустарника. Вдалеке, над спутанными ветвями виднеется конек ветхой крыши.
Он ведет велосипед к воротам. После секундного размышления перебрасывает его на другую сторону, затем перелазит сам.
В каждом городе, деревне или предместье есть заброшенные дома. Он усвоил это, живя на улице. Это места, в которых по какой-то причине никто не живет или, вероятно, было бы правильнее сказать, не хочет жить.
Даже в самых богатых кварталах всегда найдется жилище, которое не удается продать. Возможно, из-за юридических проблем, бюрократической волокиты или просто потому, что
Он смотрит на обветшалое жилище, а оно угрюмо темными глазницами окон смотрит на него. Просевшая крыша напоминает нахмуренный лоб. Дверь распахнута в безмолвном крике.
Он идет к ней по высокой траве. Заглядывает в дверной проем и делает шаг внутрь. Тут темно и мрачно. Несмотря на то, что солнце стоит высоко, свет не проникает в глубину комнат. Тени необычайно длинные. Засевшая тут тьма охраняет дом слишком упорно.
Его это не беспокоит. Как не мешает ему и запах, раздавленные банки и окурки на полу или странные граффити на стенах спальни.
Он улыбается.
Он дома.
Глава 41
– Трудно утверждать наверняка, но это определенно
Одетый в штатское инспектор уголовной полиции Дерек кладет фотографию на кухонный стол и снимает очки. Это высокий мужчина под шестьдесят с усталым добрым лицом. Он скорее похож на фермера, который выращивает овощи, чем на человека, расследующего убийства.
– Так, значит, это он? Грейди?
Джоан блестящими глазами смотрит на него поверх чашки с кофе.
Я позвонила ей сразу же после звонка в полицию. Она настояла на том, чтобы немедленно приехать.
Дерек улыбается Джоан.
– Грейди мог кому-то отдать кольцо, его могли украсть…
Она презрительно фыркает. Я с трудом подавляю улыбку. Иногда мне хочется быть достаточно старой, чтобы грубить окружающим, не волнуясь о том, кто и что обо мне подумает.