Сожженные цветы

Витя знал, что Седов достает не только его — патолог Борис Могила тоже сливает информацию рыжему сыщику. Но Могила был особенным. Как профи высочайшего класса, не боялся иметь собственное мнение на любую тему. Например, не скрывал, что опер относится к расследованию спустя рукава, да еще и лавирует меж предвыборными политическими течениями. При таком балете убийцу не поймать. А если и будет он найден, то как Чикатило — через двенадцать лет!

А посему Могила выбрал особый способ саботажа: ни слова не рассказывая независимому сыщику о находящемся в производстве деле, он позволял задавать вопросы, на которые отвечал только «да» или «нет». Казалось бы, что таким образом можно разгласить? Другой резон, что Пашка умел спрашивать и узнавал все необходимое, несмотря на гротескную лаконичность ответов.

Витя не мог как Могила, поэтому не раз подумывал отшить Седова к чертовой матери. К тому же лейтенант считал, что своим частным расследованием Пашка зарабатывает кучу денег, а что он поимеет?.. Только выговор.

Но был и плюс: все раздобытые рыжим сыщиком вещдоки и показания свидетелей попадали в дело через Калачева. Благодаря этому у шефов складывалось впечатление, будто молоденький лейтенантик весьма шустр, что впоследствии обещало благоприятно отразиться на его карьере. Даже сам Хвостов похвалил Калачева (сквозь зубы), когда он привел свидетельницу — проститутку Ларку, видевшую, как Ира Китаева садилась в серый «мерседес».

Вот и приходилось терпеть нахального рыжего Павла Петровича!

21 сентября произошел четвертый пожар: сгорела церковь Покрова в Малых Грязнушках. Седов милостиво дал два дня на работу криминалистов и назначил встречу на сегодня — небось собирался выпытывать подробности.

Витя вот уже пять минут ждал этого настыру в пивной одного из спальных районов, расположенной подальше от места дислокации милицейского начальства. Как только Седов появился, первым делом попросил его:

— Паша, ты сильно меня не доставай, ладно?

— Ты о чем? — Рыжий сыщик наморщил веснушчатый нос.

— Выборы же скоро… Нам сказали — хоть лопните, но убийцу до выборов найдите! Хвостов дисциплину такую закрутил, что пукнуть страшно, а уж ты для него — просто красная тряпка.

— Сам он тряпка!.. Ладно, так что там в Грязнушках обнаружилось?

— Все то же: тело женщины со следами пыток, звезда на полу. Церковь сгорела на семьдесят процентов, поджигали «коктейлем Молотова». Люди видели ночью в деревне серый мерс.

Седов покивал головой — дескать, на этот раз подробностей не надо.

— И какая версия?

— Все та же: серийник. А кто же еще? Сатанист-серийник.

— А пентакль шестиугольный глаз не режет? Не могут сатанисты так запутаться в своих символах!

— Нам глаз режет дата на календаре, а больше ничего. До выборов надо хоть черта, но вспоймать!

Это бабушкино слово «вспоймать» Витя вспоминал, только если нервничал — как сейчас.

— Хорошо. Будет тебе черт. — Седов усмехнулся с чуть заметным высокомерием. — Ты навел справки — что там с убийством журналиста Маловичко?

— Да, следователь его уже в висяки записал. Скорее всего, напал какой-то наркоман. Он задержался на работе, потом зашел в бар, после гулял какое-то время. Вошел в свой подъезд, и его пырнули ножом в бок. Через двадцать минут он умер от внутреннего кровотечения. Сумку с кошельком, документами, рабочими блокнотами и прочим украли. Свидетелей нет.

— Это не может быть из-за интервью с сатанистом?

— Лана Житкевич, это его помощница и заместитель, сказала, что сатанист — это утка. Подписка на «Алхимика» упала, рекламодателей мало, вот и придумали это интервью. Брехуны эти журналюги — страх!

— Ну, не больше нашего. А городской номер телефона Китаевой проверил?..

— Да. Только, слушай, Паш, я тебе этого не говорил! Китаева звонила в квартиру одного нашего местного крутяшки — депутата Ивана Фирсова. Но самое главное — Фирсов намерен участвовать в выборах и он — основной противник Володченко. У этого Фирсова крыша железная и бабок достаточно. А Хвостов нас заранее предупредил: если в деле всплывут значимые фамилии, то их обходить стороной, а то неприятностей будет выше крыши! Ты туда не суйся, ладно?

— Сколько раз Китаева звонила Фирсову?

— Один, кажется… или два раза, а что?

— Да ничего. Кстати, знаешь, за что я эту вашу службу особенно не люблю?

— За что?

— За выборочную выморочную вашу справедливость — того не тронь, этого не задержи! Все, пока, Виталикус!

Рыжий сыщик бегло пожал Вите руку, кольнув холодным взглядом серых глаз, и ушел.

Калачев хотел обидеться — что это его поучают? — но демонстрировать свои чувства оказалось уже некому. Поэтому он заказал еще одну литровую кружку пива и, насупившись, осушил ее в четыре долгих глотка.

Отец Сергий

1–7 октября

Ближе к вечеру первого дня октября Павел Петрович Седов зашел на чай к отцу Сергию, удивив священника странным поведением: отводил взгляд, туманно улыбался, стопорился во время разговора, забывая, о чем речь.