Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Баба Шура, которая, конечно, уже давно навострила глаза и уши, заметила, с какой ненавистью Татьяна смотрит на эту «деревенскую». А та, казалась, вовсе и не думала беспокоиться по этому поводу. И даже напротив: в тоне, каким она разговаривала с сестрой алкоголика Титова, чувствовалась явная насмешка.

— Ладно, хватай рюкзак и тащи куда надо. А мне денег дай. Погуляю пока, посмотрю, что тут есть хорошего. Минут через пятнадцать вернусь. У меня, кстати, и сигареты кончились, заодно сбегаю.

— Какие еще деньги?!

— Такие! Ты алименты мне платить собираешься или нет?

Татьяна опять заметным усилием воли подавила раздражение, вынула из сумки кошелек и отсчитала, как заметила баба Шура, довольно внушительную сумму.

— Тыщ десять или двенадцать, — шепнула она мне, почему-то при этом оглядываясь. — Аккурат как мои три пенсии!

Девчонка небрежно сунула деньги в карман и, заметно вихляя задом и не оглядываясь, удалилась в сторону автобусной остановки. Татьяна проводила ее полными ненависти глазами и, вздохнув и подхватив небрежно брошенный прямо на землю рюкзак, зашла в подъезд.

Баба Шура, конечно, была страшно заинтригована. И сразу поняла, что второе действие этой таинственной истории будет сейчас разворачиваться в квартире номер семнадцать. А в этой квартире, как, кстати, вспомнилось бабе Шуре, была очень хлипкая фанерная дверь («Так, только одно и название, что дверь, а на самом деле ткни — и развалится!»), а голос у Татьяны, как знала баба Шура, был громкий, даже зычный. И поэтому, не мешкая, баба Шура воровато поднялась на третий этаж и стала подслушивать.

В своих расчетах она не ошиблась. Татьяна, как видно, отводила душу. Из-за двери доносился только ее голос, редких реплик Жоры, которые тот иногда вставлял в ее откровения, было не разобрать:

— …Ты мне брат или не брат?! Пойми, что другого выхода нету, просто нету! Эта дрянь способна на что угодно! Это надо же, всего за полтора месяца так парня уделать, что он вообще каким-то дурачком сделался! Ты представляешь, он ей обещал: «Женюсь!» Мой Юрка — на этой деревенской колоде! Для того ли я его растила, ночей не спала, в институт устроила, один бог знает, какой мне крови это стоило, один бог! Репетиторы да жулики из приемной комиссии столько из нас высосали, как будто они… я не знаю, в космонавты Юрку готовить собираются! Хотели мальчика после экзаменов на юг отправить, а он уперся — поеду с друзьями автостопом на Украину. Месяц жили в диких условиях, в палатках, где-то под Житомиром — романтика у них, видите ли! И что бы ты думал? Познакомился там Юрка вот с этой дочкой колхозной сторожихи, чтоб ей ноги переломало, и пошла у них любовь! А девке всего-то четырнадцать, еле-еле! Что он в ней нашел, я не пойму, это же ужасно, ужасно, у нее же грязь под ногтями, и голову она неделями не моет! Ай, да если б это было самое страшное! Жорка, ты представляешь она же беременная от Юрки сделалась, хотя, я так думаю, это еще надо доказать, что от Юрки! И мальчик ко мне приходит: «Мама, я женюсь»! Да я чуть с ума не сошла!

Жора пробормотал что-то.

— Что ты говоришь, боже мой! Как это — «пусть женится»?! У мальчика первый курс, у мальчика впереди целая жизнь, у него такие перспективы! И он должен взваливать на себя весь этот ужас? Конечно, мы с отцом приняли меры! Мы подняли на ноги Юркиных друзей, подруг, учителей, мы сами разговаривали с ним часами, у отца даже сердечный приступ был… Слава богу, что мальчик сдался! Он обещал нам никогда больше с ней не видеться. Но ты подумай, Жора, какова нахалка! Я приехала к ней в дом, хотела поговорить по-женски, по-человечески, предложить помощь, врача… А она заявляет — я, дескать, вашего Юрочку в два счета посажу! Я — несовершеннолетняя! И зло так говорит, знаешь… глаза красные, губы дрожат. Он, говорит, предатель. Он мне кольцо золотое подарил с изумрудом, обручальное. Он жениться обещал! А ты, я говорю, малолетняя дрянь! Такой мальчик, такой мальчик, свет в окошке… И ты думала, мы тебе его отдадим?! Не заслужила ты такого принца, говорю… так она, Жорка, в волосы мне вцепилась, представляешь?! Еле люди нас разняли…

Татьяна ненадолго замолчала — из-за двери донеслись глухие рыдания. Жора опять что-то пробормотал.