Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

К тому, наконец, что меня пригласят пройти в кухню и, мешая слова со слезами, изложат свой вариант известной истории о том, как нищая пройдоха из Житомира в надежде на лучшую жизнь соблазнила мальчика из хорошей семьи.

Но вот к чему я не была готова совершенно — это к тому, что женщиной, открывшей мне дверь, окажется… первая клиентка «Нити Ариадны» Мария Антоновна!

Увидев меня, она резко побледнела и отступила на шаг в глубь квартиры, не сняв, однако, при этом руку с дверной ручки. Наверное, именно так выглядят люди, которым чудится, что они увидели перед собой привидение.

— Вы?! — выдохнула она наконец.

— Я.

— Зачем вы ко мне?

— Ну… Скажем так: узнать, почему вы так и не пришли к нам в агентство узнать, выполнили ли мы задание? Уж не заболели ли вы?

— Надо же… какая забота!

— Чему же тут удивляться? Каждый клиент для нас — единственный.

Понимающе кивнув, она вдруг резко подалась вперед и сделала попытку захлопнуть дверь. Очнулась все-таки! И вновь я просунула в щель ногу в крепком ботинке, и в очередной раз это противоборство закончилось моей безоговорочной победой.

Я вошла в квартиру и, не спрашивая разрешения, прошла в большую, залитую светом комнату и опустилась на роскошный, лакированной кожи, диван. Был яркий солнечный день, поднятые портьеры пропускали лучи, пробивающие себе дорогу сквозь огромные окна и гонявшие солнечных зайчиков по поверхности палисандровых столиков, по инкрустированным полочкам, тяжелым напольным вазам, картинам и витражам.

Но прямую, слишком прямую для того, чтобы эту осанку можно было назвать естественной, хозяйку дома эти зайчики совсем не веселили. На ней был атласный халат абрикосового цвета, который словно впитал в себя все краски с ее лица. От крыльев носа к подбородку пролегли две тени, бледные до синевы губы прыгали, стараясь растянуться в надменной улыбке. Но это у нее совсем не получалось. Мне показалось, что в выцветших глазах на миг сверкнули слезы; но, быть может, эти слезы навернулись просто от слишком яркого света?

— Я… мне нечего вам сказать. Можете считать, что я взяла свой заказ, или как там это называется, обратно — одним словом, мне ничего от вас не надо. Я… я передумала.

— Это очень огорчительно. Но ровным счетом ничего не объясняет.

— Разве я обязана вам что-то объяснять? Мы не в кабинете следователя. А вы…

— Я, конечно, лицо не официальное, но разговор в кабинете следователя вполне могу вам обеспечить. Хотите? Это дело пяти минут. Где у вас телефон?

Задав последний вопрос, я снова оглядела комнату и вдруг увидела то, мимо чего мой взгляд проскользнул минутой раньше: уже знакомую мне фотографию диковато-красивого парня в полотняных брюках, снятого на фоне заката. Владик!

Чувствуя, как холодеют у меня руки, я сняла с комода этот снимок в простой рамке из темного дерева. Ошибки не было: это действительно он!

— Мария Антоновна! То есть Татьяна… не знаю вашего отчества… Что это?! Вы держите у себя в доме фотографию человека, который, если верить вашему рассказу, сбивал с толку вашу дочь? Пытался влюбить ее в себя, чтобы обобрать, а затем бросить? Вы держите эту фотографию на видном месте?!

— У меня нет дочери.

Сказав это, она закусила губу и машинально, так, словно в один момент ноги отказались ее держать, упала в кресло. Унизанные перстнями руки, мягкие руки стареющей женщины, вцепились в подлокотники. Она смотрела не на меня, а куда-то вбок.

Сказанное ею мне требовалось еще осознать.

— Нет дочери?! Так Ирочка — это просто выдумка? Такой девушки нет на самом деле?

— Есть. Ирочка жива, здорова и проживает с отцом и братом на Остоженке — насколько я знаю, у них сейчас все в порядке. А я… я им больше не нужна! Мои дети отреклись от меня. Они сказали, что у них больше нет матери…

Все это она сказала бесцветным голосом и ровным тоном — так, словно речь шла не о ней и ее семье, а о каких-то чужих людях, слишком далеких, чтобы интересоваться ими в полную силу.

— Но… что же произошло?

— Что произошло? — переспросила она, по-прежнему не поднимая на меня глаза. — Это… это не так просто объяснить. Дело в том, что… Дело в том… Я не могу без него жить.

— Что?! Без кого? Без Владика?

Она повела подбородком, что отдаленно можно было принять за кивок.

— Без Владика, который ухаживал за вашей дочерью? Без человека, которого вы называли подлецом, альфонсом, охотником на богатых дам?