— Что правда, то правда, хотя в мое время не очень-то было принято доверять это дело женщинам.
— Семьи были большими, — сказал Джон, он любил порассуждать о добрых старых временах, — мужчин моего возраста даже уже не вносили в списки дежурств.
Появился Франк, лицо его сияло. Теперь очень чувствовалось — вернулся домой! С аппетитом выпил аперитив.
— Смотри не увлекайся, с завтрашнего утра ты не на каникулах, — усмехнулся Ричард.
— Как будто я без тебя этого не знаю, — пробормотал Франк, ему не нравилось, что брат так близко сидит к Ирине.
Ричард помимо репутации ветрогона — неусидчивого, перелетного человека — еще обладал репутацией красавчика, похитителя репутаций. Собственно, его блуждания по миру были во многом связаны с желанием реализовать свой природный дар. Иногда семье приходилось трудно после его внезапного, как правило, отъезда. Правда, справедливости ради, надо сказать, что, вернувшись, он дневал и ночевал на рубеже, давая отдых всему семейству.
— Слушай, Франки, а ты-то бывал у Ирины дома?
— Бывал, — ответила Ирина, давая своим тоном понять, что жених не только посетил семейство Копулетти, но и хорошо там себя показал.
Франк поблагодарил невесту улыбкой, но сказал:
— Ничего особенного. Ходоков я не видел, я видел только, что они натворили. Помог немного в восстановлении наземных построек.
Раздался выстрел и восторженные крики мальчишек.
— Что-то они сегодня зачастили, — сказал Джон.
— Это в честь приезда Франки, — сказал Ричард, но никто не улыбнулся.
Жизнь на ранчо шла своим чередом. После завтрака мальчишки, поупражнявшись немного в тире, шли к школьному автобусу, собиравшему детишек окрестных поселений. Джон укладывался спать — ему нравилось работать в сумерках и в первой половине ночи, а Франк и Олаф шли к рубежу. Ричард и Салли садились за штурвалы тракторов и пропадали на кукурузном поле. Мэгги с присоединившейся к ней Ириной отправлялись на конюшню или в птичник. Ирине больше нравилось на конюшне. Бабуля возглавляла кухню и, несмотря на свои под девяносто, отлично управлялась с обедом для большого семейства.
Обедали все вместе.
К этому времени прибывали школьники со смешными рассказами из жизни семей своих соучеников. Понятно, что не у всех заботы были такие же, как у Шепердсонов, и, в общем-то, было не принято распространяться про семейные тайны при посторонних, но кое-что все же выплывало наружу.
Бабуля опекала Ирину.
— Я вижу, ты все еще не в своей тарелке.
— Это не удивительно, здесь все так необычно для меня.
— Тебе тяжело? — интересовался заботливый жених.
— Нет, дело не в этом — необычно.
— Тебе повезло, мы приехали, когда все в сборе, и нет такого напряжения, как иногда. Когда отцу удаляли желчный пузырь, а Ричард, ну… путешествовал, я даже брал академический отпуск. Стояли на рубеже сутками, а сменяла меня иной раз бабуля.
— Мэгги скоро рожать…
— Это не выбьет нас из ритма. Парни подрастают, скоро обряд инициации. Технически-то они готовы, но здесь важен психологический переход в новое качество. После этого мы сможем спокойно вернуться в университет… что-то не так?
— Я хотела узнать тебя поближе.
Франк не сразу понял, а поняв, напрягся.
— Ты хочешь увидеть меня в деле, — сказал он в пол.
Ирина кивнула, хотя ему было и не видно.
— Только так я пойму то о тебе, о вас, что необходимо понять. Мы можем пожениться и без этого…
Он вздохнул.
— Но обычай. Нельзя. Он старый, из тех времен, про которые, в общем-то, мало что известно… вот такие мы, понимаешь ли, Шепердсоны. Тебе кажется, тут какая-то хитрость против тебя?
— Нет, но…
— Кажется, кажется. Сначала формальный брак, а потом уж семейный секрет. И он оказывается таким ужасным, что… но назад уже нельзя. Но подумай, времена уже не те, ты и так уже знаешь практически все.
— Но ты-то знаешь о нас, о Копулетти, не практически, а именно что все.
Франк резко встал, а потом медленно сел.
— Прости, но это не так. Я видел только какие-то отдаленные и удаляющиеся фигуры, поломанные жерди, рваный брезент, восстанавливал навесы, но главное — это ведь само появление. Кроме того, я мог и вообще ничего не увидеть: «их» выходы непредсказуемы, как наводнение.
Ирина сдержанно кивнула.
— Не будем ссориться. Раз нельзя — значит нельзя. Тем более, ты говоришь, скоро инициация близнецов.
— Только после этого мы можем поехать в свадебное путешествие или вернуться в университет, как нам захочется. Ты права, не будем ссориться.
Край обрыва был в каких-то двенадцати ярдах. Пропасть шириной ярдов двадцать, на той стороне затянутые туманом заросли орешника, бузины и диких вишен. Поперек пропасти лежал ствол гигантского тополя, испещренный глубокими царапинами примерно до половины длины с той стороны. К этому концу ствола следы сильно редели. Там, где ствол ложился на эту сторону, было низкое место, закрытое от стоящих на рубеже небольшим всхолмьем. Там могла бы невидимо укрыться пара человек.
— Это самое узкое место, — сказал Ричард, поглаживая магазин своей винтовки, лежащей на сгибе локтя, — поэтому здесь и положено это бревно.
— А кто его положил? — спросила Ирина.