Когда они сели, Батиат оценил их быстро и умело. От них веяло богатством, но у них было достаточно такта, чтобы не демонстрировать свое богатство. Это были молодые люди из хороших семей, но не великих традиций — поскольку это было совершенно очевидно, — не принадлежали к одним из строгих городских родов. Младший, Гай Красс, был симпатичен, как девочка. Брак был несколько старше, сильнее, играя доминирующую роль за двоих. У него были холодные голубые глаза, песочные волосы, тонкие губы и циничный взгляд. Он говорил. Гай просто слушал, изредка поглядывая на своего друга с уважением и восхищением. И Брак говорил о гладиаторах с явной осведомленностью поклонника игр.
— Я Лентул Батиат, ланиста, — сказал толстяк, называя себя презренным титулом, который, по его словам, обойдется им по меньшей мере в 5000 денариев до окончания дня.
Брак представил их обоих и сразу же перешел к делу.
— Мы хотели бы посмотреть поединок двух пар.
— Только для вас двоих?
— Для нас и двух наших друзей.
Ланиста серьезно кивнул и положил свои толстые руки, чтобы два его драгоценных камня, изумруд и рубин произвели должное впечатление.
— Это можно устроить, — сказал он.
— Насмерть, — спокойно сказал Брак.
— Как?
— Ты слышал меня, я хочу поединок двух пар, Фракийцев, насмерть.
— Зачем? — спросил Батиат. — Почему, вы, молодые люди, приезжаете из Рима, только затем, чтобы посмотреть поединок насмерть? Вы можете увидеть столько же крови просто в хорошем поединке — нет, лучше! — решайте. Почему насмерть?
— Потому что мы предпочитаем так.
— Это не ответ. Послушай, смотри, — сказал Батиат, разводя руками, чтобы дать мыслям успокоиться и трезво рассмотреть ситуацию людям, разбирающимся в поединках, — Вы просите Фракийцев. У меня вы увидите лучшие поединки Фракийцев в мире, но вы не увидите хороший поединок или хорошую работу с кинжалом, если вы попросите о поединке насмерть. Вы знаете это также хорошо, как и я. Это понятно. Вы платите деньги, а потом, бах! Кончено. Я могу устроить вам почасовые поединки с выигрышем по очкам, которые не будут похожи ни на что, увиденное в Риме. Фактически, вы идете в театр и наблюдаете лучшее зрелище, чем где-либо в Риме. Но если вы приходите ко мне ради личного удовольствия, тогда я настаиваю на своей репутации. У меня не репутация мясника. Я хочу показать вам хороший поединок, лучший поединок, который можно купить за деньги.
— Мы хотим хороший поединок, — улыбнулся Брак. — Мы хотим смерти.
— Это противоречие!
— Следуя за твоей мыслью, — тихо сказал Брак. — Ты хотел бы сохранить и мои деньги и твоих гладиаторов. Я покупаю, когда плачу за что-то. Я покупаю две пары насмерть. Если ты не захочешь меня обслужить, я могу отправиться в другое место.
— Разве я сказал, что не хочу услужить вам? Я хочу услужить вам лучше, чем вы думаете. Я могу дать вам две пары по очереди утром или вечером, в восемь часов на арене, если хотите. И я проведу замену, если какая-нибудь пара зарежет друг друга не слишком эффектно. Я дам вам всю кровь и острые ощущения, которые вы или ваши дамы могли бы возможно, пожелать, и я возьму с вас не более 8000 денариев за все. Включая еду, вино и любые услуги, которые вы можете пожелать.
— Ты знаешь, чего мы хотим. Я не люблю торговаться, — холодно сказал Брак.
— Это будет стоить вам 25 тысяч денариев.
Гай был впечатлен — действительно, несколько испуган огромной суммой, но Брак пожал плечами.
— Очень хорошо, они должны сражаться голыми.
— Голыми?
— Ты слышал меня, ланиста!
— Отлично.
— И я не хочу подделок — никакого обоюдного поражения мечем, чтобы демонстрировать трусость и притворяться, что они скончались. Если они оба упадут, один из ваших тренеров должен будет перерезать горло им обоим. И они должны понимать это.
Батиат кивнул.
— Я дам тебе десять тысяч сразу, а остальные, когда пары закончат.
— Хорошо. Пожалуйста, заплатите моему счетоводу, он даст вам расписку и составит для вас контракты. Ты хочешь увидеть их, прежде чем уйдешь?
— Можем ли мы прийти на арену утром?
— Утром — да, но я должен предупредить вас, что этот вид поединка может закончиться очень быстро.
— Пожалуйста, не предупреждай меня, ланиста. Он повернулся к Гаю и спросил:
— Ты хочешь увидеть их дитя?