Спартак

Глаза нумидийца сверкнули озорным блеском. Показалось, что он услышал мои слова, но не подал виду, что слышит. Этот здоровяк с двуручным мечом бросился с яростным воплем в гущу противников. Я понял, что требовать от Висбальда выстроить сейчас строй, равнозначно тому, что биться головой об стену. Этот человек грезил свободой, боролся за нее и готов был отдать ради нее жизнь. Он не любил приказы, он слишком долго был рабом, чтобы, получив свободу продолжить их исполнять и в этом заключалось ключевая проблема войска восставших, с которым мне еще предстояло столкнуться… Но, увы, если нумидиец не возьмет строй — дело дрянь!

— Отойди в тыл, полководец, построй легион и ни шагу назад, если хочешь победить! — прорычал я.

Висбальд вздрогнул от моих слов. Нумидиец взревел и наотмашь рубанул гладиусом подвернувшегося под руку легионера. Нехотя, он все же начал пятиться в тыл, за спины своих бойцов.

— Перестроиться, — бросал он приказ своим солдатам. Затем вдруг остановился и громко несколько раз прокричал мои слова так, чтобы их услышали другие бойцы. — Ни шагу назад!

Повстанцы громогласно принялись скандировать мой приказ, вдруг ставший лозунгом сотен человек. Я, не теряя времени понапрасну, поскакал во весь опор к коннице. Кавалерия ожесточенно сражалась в двух стадиях от основного очага сражения, расправляясь с римскими дезертирами, которых удалось взять в плотное кольцо. В голове прочно засели слова нумидийца о слухах, распространившихся среди восставших.

По пути меня отвлек выросший будто из-под земли старый римский центурион, решивший своим примером поднять боевой дух своей центурии. Его посеребренный шлем примятый ударом одного из повстанцев, сполз набок. Изображение виноградной лозы[21], свернутой в кольцо на лорике сквамата[22] на груди окрасилось кровью. Ценутрион был тяжело ранен, но все еще крепко держал меч.

— Собака! — вскричал он и отчаянно атаковал прямым ударом мне в грудь. Я ответил молниеносным выпадом на опережение и вонзил острие гладиуса в горло римлянину. Центурион со вскриком упал на колени и плашмя завалился наземь.

— Мёоезиец[23]! — окликнул меня кто-то. Я увидел Нарока. Седовласый гладиатор скакал ко мне и орудовал своей спатой с такой легкостью, словно держал в руках хворостину. — Ты жив! О боги!

Его седые усы и борода были измазаны в крови. Ликтор спрыгнул с лошади и хищно улыбаясь бросился ко мне в объятия. Я выхватил гладиус и, с размаху врезав рукоятью меча Нароку в лоб, схватил гладиатора за грудки.

— Что ты вытворяешь? — прорычал я, чувствуя, как лицо мое наливается кровью. — Ты погубишь нас!

Нарок побледнел. Я видел, как догорала бушующая в его взгляде ярость. Он вызывающе посмотрел на меня.

— Если я заслужил смерть, убей меня прямо сейчас, Спартак! Но я и мои братья имеем право на месть, коли все потеряно! — прошипел он.

— Ты… — я разжал пальцы и оттолкнул гладиатора. — Что ты несешь! — проскрежетал я, пытаясь унять полыхавший внутри гнев.

Что за слухи поползли по лагерю, пока меня не было здесь? Что с войском? Я немедленно озвучил свои вопросы. Гладиатор сглотнул слюну, пытаясь сбросить сковывающее его напряжение. Он тяжело дышал, но смотрел мне прямо в глаза.

— Я думал ты того, Спартак! Все так думали! — осторожно начал ликтор.

— Ты думал, что я мертв? — изумился я.

— Предал нас, — Нарок заставил себя выдавить эти слова. Он произнес их дрожащим голосом, опустил взгляд и гулко выдохнул. — Прости, брат, что я посмел допустить такую мысль, но так говорили все!

— Все? — я с трудом сдержался, чтобы вновь не схватить своего ликтора за грудки и прямо здесь не придушить.

Нарок только лишь растерянно пожал плечами.

— И вы поверили? — рассвирепел я.

— Верь не верь, а тебя нет. Никто не говорил ни слова, а в лагере на каждом углу шептались, что ты отправился в римский лагерь, к Крассу, чтобы подписать нашу капитуляцию! Поговаривают, что Красс стал разговорчивее с тех пор, как освободился Помпей со своими легионами и у сената появилась возможность выбирать, чьими руками закончить эту войну! — на одном дыхании выпалил седовласый ликтор.

— Нарок… — я всплеснул руками, не найдя слов.

— Сам пойми Спартак, когда нервы на пределе, ты готов поверить во что угодно!

Я сделался хмурнее тучи. Вот почему ударили раньше. Но кто пустил по лагерю слухи? Не владея собой от подступившей ярости, я вновь схватил ликтора за грудки и принялся отчаянно трясти.

— Кто это сказал? — закричал я.

— Тебя спохватились люди, Спартак! Пошли домыслы, — выдавил растерявшийся ликтор.

Похоже, что люди в лагере, заметив мое отсутствие, начали интересоваться обо мне, но никто из полководцев не смог внятно объяснить где я. Еще бы, никто из них понятия не имел куда я иду и зачем! Пошли домыслы, расползлись слухи. Я просчитался и теперь расплачивался за свою безалаберность!