Берт отдал приказ. Трое гладиаторов направились вглубь рощицы, там оставались наши скакуны. Минус три человека из десяти. От внимания не ушло, что двое лучников из отряда Берта устали держать луки на изготовке, их руки расслабились, прицел сбился. Я знал, что сумею нанести удар прежде, чем враг снова прицелится. Но остальные пятеро предателей оставались на чеку.
— Не жирно будет? — приподнял бровь один из всадников, приложившийся Галанту рукоятью по голове.
— Если бы не я, ты бы получил кусок корьвего дерьма, а станешь римским гражданином! Думал когда-нибудь о том, что такое пить фалернское на свободе, в придачу на своей земле? — усмехнулся Утран.
— Пусть забирает, — с легкостью согласился второй всадник, — За Спартака мы смело сможем потребовать что-то большее, чем личная свобода и кусок отвратной земли, на которой не прорастет даже ячмень! Отчего не попросить квартиру в инсуле[4] в самом Риме! — всадник уставился на меня. — Плохенько выглядишь, брат мёоезиец! Небось не ожидал, что все так выйдет?
Я не стал вступать в разговор, отвел взгляд. Провоцировать вооруженного человека, ставившего перед собой цель унизить тебя, крайне глупо. Но одни только небеса знали каких это мне стоило трудов! Выходит, предатели намеревались выгодно обменять меня римлянам? Серебро Марка Красса вскружило их головы! Интересно сколько еще предателей в моем войске, когда я крепко уверовал, что мне удалось сплотить силы повстанцев в кулак!
— Не провоцируй, — грубо пресек всадника Берт.
Всадник с усмешкой в глазах покосился на пехотинца и недовольно фыркнул.
— Ха! Скажи спасибо, что тебе удастся урвать свой кусок! Будем считать, что тебе крупно повезло, что ты оказался в нужное время и в нужном месте! — пропыхтел он возбужденно.
— Главное, чтобы ты своим не подавился, — холодно ответил Берт, его лицо не выражало никаких эмоций.
— Не подавлюсь, а еще от твоего куска свое возьму. Помнишь, как проигрался мне в кости? Ты должен мне двадцать асов[5]! — всадник скорчил гримасу умиления.
— Заткни свою пасть, Занак, — рявкнул Берт.
— Заткни, не заткни, а долг отдавать придется! Незачем играть, коли проигрывать не умеешь! Я не виноват, что мне выпадала «Венера», а тебе «собаки»[6]. Надо было лучше башенку[7] трясти!
Берт отмахнулся. Словесная перепалка между всадником и пехотинцем, натолкнуло меня на мысль атаковать, пока отвлечены Берт и Занак. Мое тело послушно отозвалось мышечным напряжением, связки натянулись в струну, я приготовился к прыжку — Занак, отвлекшись на перепалку показал спину. Но не успели мои ладони коснуться земли, чтобы сделать отчаянный прыжок, ставший бы последним для одного из предателей, как к лагерю вышла троица гладиаторов, ведущих под узду наших коней. Занак опять вернулся к Крату. Его щеки залила краска гнева. Шанс упущен. Я стиснул зубы настолько сильно, что услышал хруст в челюсти.
Кони, среди которых был мой Фунтик, заржали, им не нравился запах смолы. Видя это, Утран затушил костер. Представление с дымящим костром и дружными разговорами создавалось для одного человека — меня. Они четко знали, что я не пройду мимо.
Теперь, когда лезвия меча Утрана не было рядом с моей шеей, а раздраженный Занак стоял чуть поодаль, я счел возможным нарушить свое молчание.
— Что вам нужно? — осторожно спросил я.
— Заткнись, — взвизгнул Занак, не успевший прийти в себя после стычки с пехотинцом. Он перекладывал спату из одной руки в другую, вытирая мокрые ладони о свой плащ.
— Сам когда-нибудь заткнешься, достал, — фыркнул один из пехотинцев.
— Тебе лучше действительно помолчать, Занак, — в разговор вмешался Утран, по всей видимости не хотевший, чтобы из-за одного неврастеника вспыхнул конфликт.
— Что значит заткнись, ты слышал, как со мной разговаривает осел Берт? А долг? Кто отдаст долг в двадцать асов за проигрыш в кости, скажи-ка Утран? Не ты ли?
— Не сейчас, брат! — рявкнул Утран.
Теперь я уже отчетливо ощущал царившее у костра напряжение. Как пехотинцы, так и всадники буквально не находили себе места. Создавалось впечатление, будто предатели не до конца понимали, что делать дальше. Очень скоро в низине у костра поднялся галдеж. В стороне от меня полушепотом спорили Утран и Берт, я слышал обрывки их разговора.
— Что, если римляне обманут, чего им это стоит? — спрашивал Утран пехотинца.
— Поздно проснулся! — прошипел Берт.
— Поведешь его сам? — спросил всадник.
— Сам и получу свободу, олух! — огрызнулся пехотинец.
Занак по правую руку от меня по третьему кругу начал покрывать проклятиями должника-обидчика, и я не услышал, чем закончился занимательный разговор. Однако через минуту рядом со мной выросли Утран и Берт. Всадник направил свою спату мне в грудь и произнес вслух слова, которые должен был передать Ганнику. Вопрос, который я ждал с тех пор, как оказался в заложниках.
— Что это значит, Спартак? Отвечай? — грубо спросил он.