— Семьсот, восемьсот, возможно тысяча. Я не знаю, они работали группами по десять человек. Они очень много работали. Некоторые из них запрягли наши фургоны, загрузили их тем, что они сняли с мертвых, и увезли. Пока они работали, некоторые женщины вернулись с корзинами жареного мяса. Одна группа за раз прекращала работу, чтобы поесть. Они съели наши хлебные пайки.
— Что они сделали с мертвыми?
— Они оставили их там, где они были. Они передвигались, как если бы мертвых не было вообще, как только они отняли у них все. Мертвые были везде. Земля была словно покрыта коврами, и земля была пропитана кровью. Теперь солнце взошло. Это был худший восход, который я когда-либо видел. Теперь я увидел группу рабов, стоящих в поле, наблюдавших за происходящим. В группе было шесть человек. Один из них был чернокожим, Африканцем. Они были гладиаторами.
— Откуда ты знаешь?
— Когда они подошли к тому месту, где находился я, к палатке, я увидел, что они были гладиаторами. Их головы коротко острижены, и у них были шрамы по всему телу. Нетрудно узнать гладиатора. Один из них был без уха. У одного были рыжие волосы. Но лидером группы был Фракиец. У него сломанный нос и черные глаза, которые смотрели на вас, не двигаясь и не мигая…
Теперь среди сенаторов произошла перемена, почти незаметная, но она тем не менее была. Они слушали по-новому; они слушали с ненавистью, напряжением и особенной силой. Очень хорошо, что Гракх помнил этот момент, потому что тогда Спартак ожил, появился из ниоткуда, чтобы потрясти весь мир. У других людей есть корни, прошлое, начало, место, земля, страна — но у Спартака не было ничего из этого. Он родился на устах выжившего солдата, чье выживание было задумано Спартаком для этой самой цели — для того, чтобы он вернулся в Сенат, и сказал: «Это был такой-то человек.» Это был не гигант, не дикарь, не страшилище, просто раб; но было что-то, что солдат увидел, о чем нужно было подробно рассказать.
— и его лицо напомнило мне агнца: на нем была туника и тяжелый пояс с медными бляхами и высокие башмаки, но без доспехов и шлема. У него был нож на поясе, и это все его оружие. Его туника была забрызгана кровью. У него было такое выражение лица, которого ты не забудешь. Он заставил меня испугаться его. Я не боялся никого, но его я боялся. Солдат мог бы рассказать им о том, что видел это лицо в снах, просыпаясь в холодном поту и видя это плоское, загорелое лицо со сломанным носом и черными глазами, но это были не те детали информации, которую единственный выдал Сенату. Сенат не интересовали его сны.
— Откуда ты знаешь, что он Фракиец?