Спартак. Гладиатор

Карбон обрадовался. Еще один довод в пользу того, что внизу не заметили, как пращники сражались за свою жизнь. Он приложил согнутую ладонь к губам, чтобы его было слышно дальше. Наконец усилия юноши увенчались успехом. Какой-то офицер из когорты ближе к голове колонны, сопровождаемый знаменосцем, вышел из строя. Через мгновение штандарт поднялся и опустился несколько раз. Не дожидаясь ответа, офицер вернулся на свое место. Карбона охватило бурное ликование.

— Мы справились! — объявил он лучнику.

— Отлично сработано, господин.

Не привыкший к такому обращению, Карбон моргнул. А потом горделиво расправил плечи.

— Нам все-таки стоит поставить часового, на тот случай, если сюда явится еще кто-нибудь из этих недоносков. Будь здесь с остальными. Если увидишь хотя бы падающий камешек, тут же сообщай мне.

Лучник хитро улыбнулся, давая знать, что он все понял.

Наклонив голову, Карбон принялся созывать своих людей.

Надо строго-настрого приказать им не двигаться без его команды.

Когда войско Лентула вышло из ущелья, Спартака больше всего волновали две вещи: не атакуют ли Эгбео и Пульхр слишком рано и насколько серьезный урон нанесет римская кавалерия. Вражеские всадники отъехали в сторону, давая своей пехоте выстроиться. На это ушло немало времени. Спокойно восседая на своих конях примерно в трех сотнях шагов от строя, они выглядели совершенно безобидными. Горький опыт подсказывал Спартаку, что это вовсе не так. Он решил оставить собственную кавалерию Касту и Ганнику. Кавалеристы упорно тренировались с тех самых пор, как наловили в горах вокруг Туриума диких лошадей, но, в отличие от рабов-пехотинцев, всадники Спартака еще не были испытаны в бою. В составе одного крупного отряда они будут чувствовать себя увереннее, да и шансов преуспеть прибавится.

Кроме того, он хотел, чтобы лучшие из лучших его людей — те, кто стоял сейчас вокруг, — изведали вкус победы, единолично вырванной у самого неодолимого врага. У легионера. Его радовало, что они осыпают римлян градом оскорблений. Естественно, пара чрезмерно пылких дурней швырнули копья, но остальные хорошо держали строй. Это доказывало, что тренировки, начатые им и продолженные Навионом, дали свои плоды, а его люди избавились от рабского образа мыслей.

Спокойная уверенность говорила ему, что Карбон хорошо справится со своим заданием. Молодой римлянин был предан Спартаку не меньше любого другого из его людей, даже Атея и Таксакиса. «Великий Всадник, молю тебя, чтобы Карбону никогда не пришлось исполнять мою просьбу!» С этим безмолвным обращением к богу Спартак замкнул сердце. Пора приготовиться к битве. Он вызвал в памяти образы разоренных римлянами фракийских деревень. Груды изуродованных тел. Широкие полосы крови и отрубленные конечности на земле. Скалящиеся головы с пустыми глазницами на воткнутых в грязь пилумах. Старики, распятые на стенах собственных домов. Бессчетное число женщин, лежащих неподвижно, словно брошенные детьми куклы, и лужи крови, растекающиеся из-под их бедер и напрочь опровергающие такое невинное сравнение. Маленькие скрюченные фигурки — младенцы, которым разбили головы о стены. Его до сих пор мутило от этих воспоминаний. И его брат Марон, истощенный до состояния скелета, умирает, корчась в муках.

В душе Спартака всколыхнулась ярость. Даже глазные яблоки запульсировали. Фракийцу казалось, будто ему стянули грудь стальными обручами. Он уже много лет не испытывал подобного гнева. Настал момент, о котором он мечтал. Которого жаждал. Сейчас он хотел лишь одного — убивать. Рубить, колоть, резать на куски любого сраного римлянина в пределах досягаемости своего меча.

— Помните про условленный сигнал! — крикнул он трубачам. — Как только я дам команду — трубите. Если не справитесь — я вам яйца отрежу! Все поняли?

Троица молча кивнула, а на их лицах отразился страх.

Спартак жестом отослал их назад, на безопасное место за спиной бойцов, и в последний раз оглядел свое войско. Они приказал им построиться когортами, в три шеренги, как это делают римляне. Почти у каждого солдата был пилум. Большинство вооружено гладиями и скутумами, как легионеры, голову защищали такие же гребенчатые бронзовые шлемы. Смотрелось это великолепно.

— Я вижу вас! — выкрикнул Спартак. — Я вижу вас, мои солдаты, и сердце мое полно гордости! Вы слышите меня? Гордости!!!

Бойцы взревели в ответ и орали, пока не охрипли.