Ариадна посмотрела на него. Мир сомкнулся вокруг них, и громкий шум двора отдалился. Даже Гетас с Севтом казались менее реальными.
— Если мы потерпим неудачу, я не смогу оставить тебя этому подлецу. Я или кто-то из нас сперва убьет тебя.
Ариадна сжала его руку:
— Я и не хочу иного. Мы будем вместе, хоть в жизни, хоть в смерти.
Он сурово улыбнулся:
— Да будет так.
Спартак ушел один, а Ариадна смотрела ему вслед. Она приветливо кивнула Гетасу, Севту и Карбону, вернувшимся на свои места, но в душе ее снедали сомнения. После того, что произошло, слишком легко было предположить наихудшее из возможных значений его сна. «Дионис, помоги мне! — взмолилась она. — Я всегда верно служила тебе. Не покинь меня и моего мужа!»
Спартак направился прямиком к Эномаю. Тот сидел за столом вместе со своими людьми и ел. Уверенность, которую Спартак ощутил прошлой ночью, не покинула его, но он не знал, поддержит ли его германец — или, если уж на то пошло, вообще хоть кто-нибудь. Он никогда не разговаривал с Эномаем, а его план граничил с безумием. «Великий Всадник, не покинь меня! Прошу, направь мой путь!» Спартак был в дюжине шагов от Эномая, когда длинноволосый бородатый мужчина с мощной грудью встал и преградил ему дорогу. Еще несколько человек потянулись за спрятанным под туниками оружием, явно намереваясь присоединиться к нему.
— А ну стой! — рявкнул первый на ломаной латыни. — Чего надо?
Спартак поднял руки в мирном приветствии:
— Ничего особенного. Просто поговорить с Эномаем.
— Отвали. Он не хочет разговаривать с тобой.
Спартак заглянул за массивную тушу:
— Эномай!
Германец повернул голову:
— Кто там меня зовет?
— Я, — ответил Спартак. Он посмотрел на бородача, перекрывающего ему дорогу. — Тут твой вежливый друг говорит, что ты не хочешь со мной разговаривать.
— Вежливый? Он? — Уголки губ Эномая едва заметно приподнялись. — Впрочем, он прав. С чего бы мне утруждаться ради такого, как ты?
— То, что я собираюсь сказать, может заинтересовать тебя.
— Это ты дрался перед Крассом?
— Да.
— Большинство людей проиграли бы с такой раной, как у тебя. Ты хорошо потрудился ради победы.
— Спасибо.
Эномай указал на скамью напротив себя:
— Присаживайся.
Люди, преграждавшие путь фракийцу, поспешно убрались с дороги.
Обойдя свирепого германца, Спартак двинулся вперед. Прежде чем сесть, огляделся, дабы убедиться, что охранники не обращают на них внимания. К его облегчению, никто не смотрел в их сторону. Фортиса тоже было не видать. Тем больше причин поторапливаться.
— Ну так чего ты хотел? — напрямик спросил Эномай.
«Он прямолинеен. Это хорошо». Спартак посмотрел на бойцов, сидящих вокруг.
— Я хотел бы поговорить наедине.
— Это мои самые доверенные люди, — проворчал Эномай. — Так что выкладывай или проваливай.
— Ладно. — Спартак придвинулся поближе. — Мы собираемся сбежать из лудуса. Не хочешь ли к нам присоединиться?
Все вокруг потрясенно уставились на него. Первым пришел в себя Эномай.
— Повтори.
Спартак быстро огляделся. Фортиса не было. Он повторил свое предложение.
— Ты же не знаешь ни меня, ни на что я способен. Почему ты думаешь, я не развернусь и не расскажу обо всем Батиату? — спросил германец.
— Я и не знаю, — небрежно пожал плечами Спартак. — Но по моему опыту, человек, способный вести за собой больше пяти десятков, обычно не крыса.
Эномай явно был польщен.
— Тут ты прав. Продолжай.
Спартак воспользовался моментом.
— Нас здесь в лудусе две сотни. А у Батиата сколько охранников — тридцать? Тридцать пять? — Он тихо, чтобы никто не увидел, стукнул кулаком по ладони. — Если к нам присоединится достаточно бойцов, охранники просто не смогут помешать нам захватить оружейню.
Взгляд Эномая метнулся к балкону.
— Охранники хорошо вооружены. Многие из нас умрут, прежде чем мы доберемся до оружия.
— Возможно, — отозвался Спартак. — Но не лучше ли такая смерть, чем умирать на арене под рев толпы?
— Кое-кто сказал бы, что не лучше, особенно если выжил в этих стенах год или два. — Эномай проницательно взглянул на собеседника. — А вот если их женщине угрожает Фортис, они, конечно, могут думать иначе.
— Это не единственная причина, по которой я хочу сбежать.
— Не единственная? А какая еще?
— Вчера, когда я убил того воина, я видел реакцию Батиата и Красса. Для них я был всего лишь дрессированным животным. Красс так и заявил.
— Ты думаешь, я этого не знаю? Мы сражаемся. Кого-то из нас ранят. Иногда некоторые умирают. Время от времени нам перепадает немного призовых денег. У лучших из нас есть женщина. Не сильно-то это отличается от жизни бойца в военном отряде.
«Неужели ты настолько бесхребетный?!» — хотелось закричать Спартаку. Но все же он сдержался. Это был бы самый верный способ настроить германца против себя. Спартак понизил голос и настойчиво произнес:
— Сбежав, мы вернем себе не только свободу и право распоряжаться собственной судьбой, но и гордость. Нашу гордость!
Эномай в задумчивости потер пальцем губы.
Спартак ждал. Сильно давить нельзя.
— Это рискованно. Очень рискованно, — объявил Эномай мгновением позже. — Кто еще с тобой?
Спартак решил, что ставки слишком высоки для лжи.