Пополнение же пришло куда менее именитое – обновленную вратарскую бригаду составили дублер Евгения Рудакова в киевском «Динамо» Александр Прохоров и Юрий Дарвин из майкопской «Дружбы», а об остальных лаконично было сказано в спартаковской «Официальной истории»: «Другие новички – все как на подбор молодые москвичи. Такой селекционной политики и требовали от „Спартака“ журналисты-доброжелатели на протяжении последних двух сезонов. Защитникам Владимиру Букиевскому, Александру Кокореву, полузащитнику Александру Минаеву (все – спартаковская школа), нападающему Валерию Андрееву (ФШМ) не исполнилось и двадцати…»63
.Накануне старта сезона-72 старший тренер «Спартака» Никита Симонян констатировал очевидное: «Почему сразу столько игроков ушло? Ушли они не вдруг и по разным соображениям. Одни потому, что не могли уже играть в нашем основном составе. Это те, о ком говорят, что они достигли критического возраста. „Спартак“ глубоко признателен им за все, что они сделали для команды. Но обновление в футболе вечно… Есть и ушедшие по меркантильным соображениям, в отношении таких речь о признательности идти не может. Мы не в состоянии пополнять свои ряды готовыми игроками крупного калибра, будем ориентироваться на молодежь, будем с ней работать. Понимаю, что это не просто. Команду ждут трудности. Нужнее всего нам сейчас терпение, понимание и поддержка в этом сложном деле…»64
.«СПРАВЕДЛИВОСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ОДНА ДЛЯ ВСЕХ…»
Невозможность «обеспечить условия» была не единственной причиной сложностей «Спартака» с приглашением упомянутых Симоняном готовых игроков «крупного калибра» из других команд. Понятно, что материальный фактор во все времена, и особенно сегодня, когда энтузиастов играть «за ромб» заметно поубавилось, являлся одним ключевых мотивов переходов футболистов из клуба в клуб. Однако была и другая причина, современному читателю не столь очевидная и понятная.
Система переходов в советском футболе, в котором футболисты и клубы не имели профессионального статуса, была принципиально иной. Понятий «контракт», «трансферная стоимость» не существовало в природе: «Селекционеров в нынешнем понимании этого слова раньше не было. Ведь переходы из команды в команду были исключительными случаями. Футболисту разрешалось перебраться в другой клуб не иначе как с позволения специальной комиссии, да еще при одном непременном условии: если смена «прописки» способствовала росту его мастерства – скажем, из низшей лиги в высшую. Но не наоборот…»65
, – вспоминал Николай Маношин, начальник команды ЦСКА при Анатолии Тарасове в недолгий период его работы в армейской футбольной команде. Переходы же между равновеликими по классу командами фактически были запрещены, соглашался с ним Валентин Бубукин: «Только в крайнем случае – переезд из города в город, или когда тренеры сами отпускали ненужного игрока…»66. Регламентировались переходы специальным положением, которым, впрочем, при всяком удобном случае футбольные власти помыкали и охотно находили в нем всякие исключения…На особом положении в этом плане, безусловно, были армейские и динамовские команды. Борис Андреевич Аркадьев вспоминал, как собирал когда-то по крупицам после войны легендарную «команду лейтенантов»: «…Команда была средненькая. Если она и представляла собой что-то, то только потому, что в ней играл Федотов. Несмотря на громкие имена, команда нуждалась в доукомплектовании… Ныркова и Петрова нашел в армейских командах Группы советских войск в Германии, Башашкина —в Тбилисском армейском клубе, Соловьева и Водягина – в Институте физкультуры. Заметьте, никто из них не пришел в команду сложившимся мастером. Я вообще не пользовался приглашенными, готовыми мастерами. И из „Металлурга“ я когда-то ушел только потому, что команду нещадно „грабили“. Вспомните: Федотов, Капелькин, Бесков появились ведь у меня в „Металлурге“…»67
.Наследники Аркадьева оказались не столь щепетильны. Практика армейского призыва в советский футбол пришла, причем с высочайшего соизволения, в начале 60-х. Как свидетельствовал Валентин Бубукин: «Сезон 1961 года я провел в ЦСКА. Тогда насильственный призыв в армейский клуб еще не практиковался, а переходы вообще были запрещены. <…> Исключение составляет пятьдесят четвертый год, когда восстанавливали реабилитированный ЦДСА. Тогда многие футболисты пришли по собственному желанию, невзирая на мнение клубного руководства. Но после чемпионата Европы Хрущев спросил министра обороны Гречко:
– Что ж это, армия у нас такая сильная, а футбольная команда у тебя слабая?
Гречко ответил, что не может насильно тащить игроков. И Никита Сергеевич дал ему добро, разрешил брать любого, кто изъявит желание служить в Вооруженных Силах. После этого и стали использовать призыв в Вооруженные Силы как средство для усиления ЦСКА. А какое там желание, если в Конституции написано, что защита Родины – обязанность каждого гражданина. Не желаешь играть в футбол – будешь два года рыть окопы в вечной мерзлоте…»68
.