Спартак-победитель

— Хвала богам! Очнулся! — тихо сказала самнитка. — Я уж думала, что ты собрался в гости к старику Харону.

Я ничего ей не ответил. Я тоже услышал всхлип, вырвавшийся у меня из груди. И ужаснулся. Так слабо и жалко всхлипывает новорожденный младенец или старик на смертном одре.

Эмболария вышла из палатки.

Я попытался было крикнуть, попросить ее не оставлять меня одного. Но слова вдруг сбились в ком и застряли в горле. Меня снова охватил страх.

Вскоре Эмболария вернулась с большой глиняной чашкой, в которой дымилась какая-то темная жидкость. Я успокоился и затих.

Прочистив горло кашлем, я спросил:

— Что это?

— Травяной отвар с бычьей кровью и с золой, — ответила Эмболария.

— Кровь и зола? Зачем? — удивился я.

— Так надо. Пей. — Эмболария помогла мне приподняться и подала чашу с зельем.

Я осторожно отхлебнул довольно горячее очень терпкое питье. Подождал, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Потом отхлебнул еще. Перевел дух. И выпил все до дна. К моему изумлению, память быстро прояснилась, все встало на свои места. Мне вспомнилась битва, летящие в меня дротики, лязг и сверкание вражеских мечей, тела павших и раненых воинов у меня под ногами… Меня вдруг переполнила жалость к самому себе. Я закрыл лицо руками и зарыдал.

Эмболария взяла пустую чашу и тихонько удалилась, оставив меня одного.

Горячие слезы, омывшие мое лицо, облегчили мои душевные страдания. Я почувствовал какую-то легкость в теле и вновь улегся на ложе.

Входной полог колыхнулся. Передо мной опять предстала Эмболария. Она присела с краю на мою постель, мягко взяла мои руки в свои сильные ладони, погладила их. Мне было совестно смотреть ей в глаза.

— Ничего страшного, Андреас. Бывает! — участливо промолвила Эмболария. — Человек есть человек. У меня такое тоже бывало, где кровь, там и слезы.

Слова самнитки и тон, каким они были произнесены, наполнили меня признательностью и нежностью к этой могучей молодой женщине. Я взглянул в ее глаза, хоть и несмело. Глаза Эмболарии были большие и полные глубокой грусти. Ее круглое лицо с упрямым лбом и прямым носом выглядело усталым и печальным. Я неожиданно обратил внимание на уста Эмболарии, такие пухлые, яркие и соблазнительные. Раньше я как-то не замечал красоты этих сочных губ. Да и черты лица самнитки, обрамленные темными вьющимися локонами, вдруг показались мне самыми дивными на свете.

Я спросил у Эмболарии, кто вынес меня с поля битвы и чем закончилось сражение?

— Сначала тебя тащил на себе Рес, а когда его ранили копьем в ногу, пришлось мне взвалить тебя на плечи, — промолвила Эмболария. — Римляне разбили наше войско, смяв наш центр и левое крыло. Благодаря Спартаку и Криксу, которые сражались, как львы, удалось избежать повального бегства наших людей. Войско наше отошло за лагерный частокол в относительном порядке, нанеся римлянам ощутимый урон. Однако и у нас полегло около тысячи человек.

— А как там Рес? Как его рана? — забеспокоился я. — Где он сейчас?

— Рану на ноге Реса я прижгла раскаленным железом, — спокойно ответила Эмболария. — Рана у него не опасная. Рес теперь в шатре у Спартака. Там сейчас идут споры о том, что делать дальше. Вновь сражаться с Варинием или отступать?

— Сейчас вечер или утро? — спросил я.

— Сейчас ночь, но скоро уже рассветет, — ответила Эмболария, подавив зевок тыльной стороной ладони.

— Ляг, милая. Поспи. — Я погладил самнитку по обнаженному загорелому колену. — Ты же еле на ногах стоишь от усталости.

— Сейчас лягу. У меня уже постелено. — Эмболария кивком головы указала на другое ложе у противоположной холщовой стенки палатки. — Ты тоже засыпай, Андреас. Скоро силы тебе понадобятся.

Эмболария чуть отодвинулась от меня, собираясь встать, но в следующий миг в ее лице что-то дрогнуло. Она быстро наклонилась ко мне и на краткий миг соединила свои сочные уста с моими пересохшими губами. Я хоть и пребывал в растерянности, однако непроизвольным движением стиснул пальцами обнаженные плечи самнитки, желая продлить такой неожиданный и сладостный поцелуй.

Улегшись на ложе, Эмболария мгновенно заснула мертвым сном. А я еще долго лежал с открытыми глазами, глядя на маленький колыхающийся язычок пламени светильника. Мой слух терзали громкие стоны раненых, долетавшие из соседних палаток.

При тех способах врачевания, какие применялись в эту суровую эпоху холодного оружия, при полном отсутствии обезболивающих препаратов, страдания тяжелораненых воинов казались мне нечеловеческой пыткой. Я предпочел бы сразу умереть в битве от удара мечом или копьем, чем сходить с ума от жуткой изматывающей боли. Закрывшись одеялом с головой, я уткнулся в подушку и постарался отрешиться от всего. К счастью, сон одолел меня быстро и незаметно.

Разбудил меня Рес, пришедший справиться о моем самочувствии. Эмболария сначала не хотела его пропускать ко мне, но, увидев, что я открыл глаза, она все же позволила Ресу войти в палатку.

— Какое решение принято на совете? — сразу спросил я, пытаясь подняться с ложа.