Спартакилада.

Тот, момент, когда она легла мне на грудь, не заботясь о том, что моя сперма размазана между нами, открыл мне последнюю грань. Я понимал, что рождается в моем сердце по отношению к ней, но до конца этот факт не признал. Думал, что просто доминирует желание переспать с ней и попутно рождает весь спектр разрушающих эмоций. Всю мою сознательную жизнь я только беру, использую, эксплуатирую, употребляю, но никогда не даю. До Лады не видел смысла в этом простом действии, а ей хочется отдать все, что есть и даже больше.

А потом случился весь этот треш. Я понимал, что она не станет слушать ничего, но все равно бесконтрольно качнулся в ее сторону. Бросив на меня убийственный взгляд, Лада быстро исчезла.

Поднимаю себя с пола, бросаю взгляд на часы. Два часа просидел унылым дерьмом. Иду в ванную, чтобы умыться. Хмуро рассматриваю себя в зеркало. Небритый мрачный демон. Надо приходить в себя и ехать на тренировку. Иначе Сабуров меня расстреляет, занятия по верховой езде никто не отменял. Да и Кастор ждет.

Бросаю в сумку экипировку, переодеваюсь и выезжаю в конный клуб. Мрачные симфонии классической музыки, звучащие в машине, не добавляют ничего хорошего моему раздолбанному состоянию. Паркуюсь и выволакиваю себя из тачки.

Только когда ступаю на территорию клуба, немного успокаиваюсь. Это единственное место, где я настоящий, живой. Это мое пространство физической и духовной силы. Сразу направляюсь в конюшню. Бросаю у стойла сумку. Кастор стоит, внимательно косит на меня сливовыми глазами, всхрапывает. По мере того, как открываю дверь, конь перебирает ногами и машет головой.

Вынимаю из кармана сахар и отдаю ему. Кастор съедает и кладет мне голову на плечо, замирает. Мой катализатор, мой дитёныш, но ему тоже бывает не хорошо. Вижу, что мой конь сегодня не особо в прекрасном настроении, впрочем, как и я, поэтому успокаиваю его. Обнимаю и поглаживаю гриву.

Поднимаю сумку и иду переодеваться. Раздевалка пустая, это хорошо, ни с кем не хочу разговаривать. Неспеша надеваю экипировку: бриджи, мягкие жокейские сапоги, перчатки. Какое-то время сижу, откинувшись на стену. Но надо двигаться, выхожу в коридор и вижу, как навстречу идет Света.

Светлые волосы откинуты на спину, одета, как всегда, в максимально обтянутом коротком платье, выгодно подчеркивающем ее фигуру. Длинные тонкие шпильки оставляют вмятины в линолеуме. Яркие губы ярко сверкают в свете приглушенных ламп. Раньше мне нравилось. На одной руке висит дизайнерская сумка, в другой зажат телефон и ключи от машины.

— Приветули, малыш. — невинно хлопает нарощеными ресницами, призывно вытягивает губы.

Я смотрю на нее и думаю о том, что тогда такого в ней было интересным? Ее глубокий минет? Или то, что была всегда под рукой? Или то, что она подходила мне по статусу? Или что? Нет ответа, просто нет.

— Привет. — вяло бросаю ей и собираюсь пройти.

Понимаю, невежливо, но по-другому не хочу. У меня нет желания разговаривать с Куликовой. Я не звонил два дня, игнорировал ее вопросы в мессенджерах. В это время залипал на страницах Киратовой, сканировал их с утра и до глубокой ночи. И вспоминал, вспоминал, вспоминал….

Света не уходит и приблизившись, кладет мне руки на плечи. Она не хочет, или делает вид, что не понимает, что происходит. Я пытался дать ей шанс за эти долбаные дни разозлиться и бросить меня, но, видимо, не доходит.

— Спартак, что такое? Сегодня, вчера, ни одного звонка, телефон не берешь, на сообщения не отвечаешь. Пришлось самой ехать, благо знаю, где ты. — ведет длинным ногтем по моему подбородку.

— Много дел. Очень много, Света. — снимаю надоевшие, раздражающие руки.

Ее прикосновения вызывают лишь неприятие, это начинает действовать на нервы.

— Но мы всегда раньше находили время. — не сдается Света и заглядывает мне в глаза, ищет ответ.

Сипло вздыхаю, ситуация начинает меня злить. Она настолько тупая, что не понимает, наверное. Не ясно, что видеться с ней желания нет. Зачем она припёрлась сюда, и кто её звал? Зачем так навязываться, не понимаю. У нас никогда не было договоренности о принадлежности друг другу. Отношения были свободные и это обсуждалось на берегу, хотя для всех мы были парой. То, что Куликова вещала о неземной любви, когда мы с Ладой были в Сочи, узнал значительно позже, но не придал значения, что она болтает.

— Свет, отстань, а? Дай пройти. И еще, тебе лучше уехать домой. Давай тормознемся, заигрались. Пока. — беру за плечи и убираю со своего пути.

Куликова не ждала такой реакции, но это ее проблема. Зло суживает глаза, на дне которых разгорается змеиная ярость. Вот она настоящая, обнажающая свою сущность гадюка, плюющая ядом.