Спасая Куинтона

Она начинает плакать, слезы катятся по ее щекам, и я хочу успокоить ее, но знаю, что это только ухудшит ситуацию.

— Все будет хорошо, — шепчу ей. — Я заплачу этому парню, и тогда все будет хорошо. — Чувствую себя таким мудаком, что вру ей, но я делаю все, чтобы уберечь ее.

— Но как я узнаю, что с тобой все в порядке? — спрашивает она, косясь на парня.

— У меня все еще есть твой номер, я позвоню тебе позже, — говорю ей, касаясь заднего кармана, где в бумажнике лежит листок бумаги с номером ее телефона. — Я обещаю. — Еще одна ложь, но мне не стыдно за нее, потому что я вижу в ее глазах, что это сработало.

Она наклоняется вперед и целует меня в губы. Я едва отвечаю на поцелуй, хотя отчаянно хочу. Но я заставляю себя держать перед собой образ Лекси, как должен был делать все это время — заставить себя страдать за чувства к Нове и за то, что втянул ее в эту историю.

Все это моя вина.

— Это все твоя вина, говорит отец Райдер, пока ее мать рыдает на заднем плане. — Черт возьми, ты не должен был ехать на этом автомобиле так быстро.

Мой отец стоит позади, наблюдая, как он кричит на меня, давая ему волю, потому что все, что он говорит, правда. Это моя вина. Я ехал слишком быстро. — Почему ты не мог просто двигаться медленнее? — спрашивает он, а затем начинает плакать, горе сковывает его лицо, и несмотря на то, что я тоже хочу плакать, я этого не делаю, потому что не заслуживаю. Я не могу переживать боль, также как они, потому что я причинил им эту боль.

Я это сделал.

Когда Нова уезжает, я чувствую себя странно спокойным, опустошенным, мертвым внутри. Поворачиваюсь к Донни, который ждет меня всего в нескольких шагах. Я мог бы бежать в пустыню или вниз по улице. Но тогда я не выручу Тристана. Я уже затрахался платить за убийство Лекси.

Поэтому я следую за Донни наверх, слушая его болтовню о том, что он сделает, если я облажаюсь. Может быть, если бы я не чувствовал себя так хреново, то беспокоился о том, что ждет меня впереди немного больше. Лишь отчасти фокусируюсь на происходящем, потребность получить дозу или две, занимает другую часть моего разума. Но когда я вхожу в квартиру, реальность обрушивается на меня, как бурный водопад. Вся комната в беспорядке, больше, чем обычно. По всему полу валяется битое стекло, в стенах видны дыры, стол на кухне перевернут вместе с диванами, словно кто-то буйствовал.

Еще до меня доносится громкий плач в одной из задних комнат и много стука. Похоже, кого-то пытают.

Я смотрю на Донни, который так и не выпускает свою железяку из рук.

— Где Тристан?

На его лице появляется хитрая усмешка.

— Я скажу, как только ты покажешь мне, где наркотики.

У меня подгибаются ноги, потому что я думаю, что они уже что-то сделали с Тристаном. Водопад собирается спихнуть меня вниз, похоронить заживо. Тем не менее, я как-то продолжаю идти, продолжаю дышать, продолжаю проживать эту дерьмовую часть своей жизни.

Донни следует за мной по коридору к моей комнате. Я останавливаюсь у двери Делайлы, крики и стук идут с той стороны.

— Твой друг Дилан бросил свою девушку довольно легко, лишь бы не участвовать в этом замесе, — говорит Донни, кивая в сторону двери. — Так что советую все хорошенько обдумать.

С трудом сдерживаю рвотные позывы, когда плач становится все громче и громче, а затем внезапно останавливается. Как я попал в это место? Как я мог думать, что жить этой жизнью лучше, чем умереть?

Донни подталкивает меня вперед, и я послушно иду в свою комнату.

Достаю порошок, который у меня остался, и бросаю Донни.

— Держи.

Он ловит, а затем смотрит вниз на небольшое количество в руке.

— Ты блядь, что, издеваешься? Ты сказал, у тебя есть несколько унций, — он держит пакет. — Здесь едва на одну дорожку.

Пожимаю плечами.

— Похоже, я просчитался.

Он сжимает пакет в одной руке и монтировку в другой.

— Ты сказал, что знаешь, где тайник Дилана.

— Я солгал, — удивительно спокойно отвечаю ему.