Из тени одного деревца вышел маленький силуэт: вначале показалась вытянутая мордашка, а после и весь черный лис ростом не более двух-трех чи. Оружие наследника и то было длиннее.
У Чан подметил с нескрываемой иронией в голосе:
– Вы что, все на одно лицо?
Четвероногое, задрав нос, стало расхаживать туда-сюда. Описав вокруг юноши полный круг, оно уселось в плохо освещенном месте. Больше демон и слова не обронил. Атаковать темный зверь также не желал. У Чану это показалось довольно странным: столько слов, что он желает его проверить, а тут вдруг уселся и принялся молчаливо мотать хвостом.
– Рассказывай, что ты в действительности делаешь тут? Чего вынюхиваешь?
Но лис так и продолжал размеренно подметать хвостом землю. Вел он себя довольно неестественно: не было заметно, чтобы он дышал или моргал, а все его тело, кроме виляющего хвоста, замерло. У Чан почувствовал неладное. Он стал внимательно смотреть вокруг демона и увидел нечто похожее на тонкую тень. Та, будто черной веревкой, тянулась ровной дугой по земле прямо за спину наследника. У Чан провел взглядом вдоль тонкой тени и, услышав позади шум, без раздумий завел меч.
Времени на разворот и точный удар по демону совсем не оставалось: шаги за спиной были такими отчетливыми и близкими, что показалось, будто высокая фигура уже нависла над юношей. У Чан одним движением развернул острие меча и направил в свою сторону.
Меч действительно во что-то уперся, но дальше продвинуться не желал, как бы владелец на него ни давил. Складывалось впечатление, что демон схватил клинок. Позади послышалось еле ощутимое дыхание, а после и слишком сухие для данной ситуации слова:
– Действительно умеешь играть в подобные игры…
У Чан дернул меч обратно, и в воздухе раздался звук рвущихся тканей. Обернувшись к демону, юноша замер. Сянцзян стоял, как деревянный истукан, на том же месте, где его настиг цзянь. Рана на его груди сочилась алыми каплями, окрашивая мелкую гальку. Значит, У Чан принял верное решение стоять и выжидать появления нечестивца, вот только он и предположить не мог, что тот подставится под удар. Он считал, что демон отскочит и выкинет новый трюк, а не примет холодное оружие своей грудью. Зачем вообще так, будто намеренно, подставляться? Это попытка запугать наследника, показав на себе, что никакие увечья ему не страшны? Да и тот черный лис, сидевший в кустах, – разве это был не демон Тьмы в зверином обличье?
У Чан повернул голову в сторону животного, но оно, словно на потеху, дождавшись, когда на него взглянут, растворилось в темной дымке. Выходит, на этом облике и строилась уловка притворщика. Он создал иллюзию, которой отдал приказ сидеть и привлекать внимание, а сам поджидал момент, чтобы приблизиться к юноше.
Трюк нечестивца не мог не удивить. Даже больше – от раскрытия коварного замысла кровь в жилах У Чана закипала, а сам он почувствовал прилив сил. Многие господа из высших сословий на Севере называли наследника «горячей головой». Да и сам он после злополучной ночи на горе Хэншань начал так подумывать – именно тогда, когда вдруг ощутил в себе бешеную ярость. Но сейчас назвать его так было бы неправильно: У Чан почувствовал некое преимущество перед демоном, вот только действовать безрассудно, бросившись с мечом наперевес на противника, как это сделал бы он чуть менее года назад, теперь не желал. Для начала было неясно, почему нечестивец, будучи раненым, ничего не предпринимает. Кем бы он в итоге ни являлся – демоном, небожителем, духом, смертным или, на худой конец, арха́том[96]
, – получив рану, он должен был хоть что-то сделать: прикрыть, прижать ее, обмотать или использовать свои силы для исцеления. Но демон Тьмы бездействовал. Первым существом, которому У Чан нанес рану, стал Кукловод. И тот из-за маленькой царапинки был вне себя от ярости. Он вопил на весь лес, хватался за лицо, прикрывая руками порез. Любой на его месте так бы и поступил, хотя бы инстинктивно схватился бы за место, которое болит.У Чан думал: для чего все это представление? Ведь сразу было понятно, что демон хочет лишь устроить проверку. О настоящем состязании с выяснением, кто сильнее, и речи не шло. Без сомнений, будь у демона злой умысел, он уже давно отцапал бы юноше руку или всадил ему его же клинок прямо в горло.
Но больше всего не давала У Чану покоя чудаковатость нечестивца. Слишком уж тот спокойный ко всему, холодный и безэмоциональный. Будто все, что сейчас видит У Чан, является очередной маской демона – пустышкой. Пронизывающие темноту своим сиянием, словно из черного жемчуга, волосы, ровное, без единой морщинки лицо, напоминающее безупречно отшлифованный мрамор скульптуры, губы, складывающиеся в улыбку, и прямые брови – все застыло. Все, что служит для выражения эмоций, в его теле словно одеревенело.
– Э-эй, притворщик! – обратился У Чан. – У тебя кровь, не хочешь что-то с этим сделать? Рана непохожа на обычный порез.
Сянцзян моргнул и монотонно ответил:
– Мне не больно. И не жалко. Пусть течет.