На горе Хэншань ситуация была такая же напряженная: что бы ни делали люди, готовясь к церемонии, все разрушалось, что бы ни покрасили и ни вывесили – облезало и обваливалось на следующий день. Казалось, судьба и правда разгневалась на северный клан. Единственное, что сохранилось, – статуя молодого господина У. Секрет пьяного мастера Ли так никто и не раскрыл, да и он сам, пряча от других собственное удивление, каждый раз чесал затылок, стоя перед ликом высеченного в граните будущего небожителя, и приговаривал: «Пил много раз, но чтобы так!»
С того самого дня, когда слуги, а после и госпожа увидели каменного наследника, Сянцзян больше не появлялся на глаза Го Бохая: по-видимому, демон разгневался на него из-за лишних указаний.
«Кто же будет сопровождать У Чана?» – беспокоился Го Бохай.
Вдобавок бушующий на горе Хэншань хаос разбавило своим внезапным появлением общество четырех пожилых мужчин, облаченных в даосские одеяния. Люди, онемев от осознания того, кто стоит перед ними, принялись наспех заканчивать дела, а Го Бохай встревожился еще сильнее. Седовласыми мужчинами с недовольными выражениями лиц оказались мудрейшие из старейших – небесные летописцы. Они сопроводят избранных в процессии, а после будут постоянно – то тут, то там – мельтешить в их жизнях, записывая то, что посчитают нужным для летописи «Будущих небожителей». Сегодня, например, не успев расположиться в гостевом зале за церемонией чаепития, они внесли заметку о юном господине У, только увидев его: юноша лишь поклонился им и вежливо, как подобает наследнику клана, поприветствовал. В его низком поклоне их что-то заинтриговало. Каждый из мудрейших достал свиток и мазнул кистью по бумаге, но что именно – никому, кроме них, знать нельзя. Эти записи они передадут на Небеса, так и не раскрыв смертным тайну написанного.
Пока госпожа У разрывалась между подготовкой церемонии и ублажением желаний четверых стариков, глава клана, явившийся не так давно домой, надолго погряз в политических спорах. Он прибыл ночью в сопровождении двух генералов. Слуги только и успели, что разглядеть три величавые, в пять-шесть чи ростом, фигуры, которые тут же удалились в главный дом. Поговаривают, что за сорок лун ни один из них так и не покинул четырех стен, а вот служащие столицы туда частенько наведывались.
Как оказалось, все дело было в границах Севера, где сходились территории других народов – восточный и юго-западный. И было там все неспокойно. Не успев позабыть, сколько погибло в войне за раздел Поднебесной, люди начали вновь ссориться и враждовать. Откинув в сторону рассудительность и зачатки здравомыслия, они были готовы наброситься с кулаками друг на друга, лишь бы доказать самим себе, чей именно будущий покровитель удостоится вознесения.
Потому достопочтенные правители трех территорий были невероятно обеспокоены начинающимися беспорядками. Вдобавок владыка Севера, приехав в родное поместье, не давал себе даже часа хорошего, крепкого сна: он и его генералы решали, как до конца церемонии Посвящения избранных будущих богов сдержать назревающие общественные волнения, которые разгорались из-за затянувшегося начала празднества. Того и гляди соседние народы, заручившись поддержкой главенствующих домов, обвинят его клан во всех смертных грехах на этом фоне.
За почти сорвавшуюся церемонию переживала и госпожа. Слуги впервые увидели ее такой растерянной: один и тот же наряд, неуложенные, растрепанные волосы, болезненно белое лицо. Если кто-то из поместья и решался подойти к застрявшей в делах и, заикаясь, пытался о чем-то спросить, она впадала в настоящую истерию. Проверить, как там сын, отказывающийся надевать церемониальные одеяния, ей уже и в голову не приходило.
У Чан же все эти дни провел в блаженном неведении, скрываясь от лишних встреч с занятой госпожой. Так сказать, подложил подушку под голову, не беспокоясь[37]
. Оттягивая момент до последнего и представляя, как женщина будет синеть от злости, когда увидит его состриженные пряди, он не покидал территории своего домика и занимался с наставником. Тут для них словно образовался свой личный мирок умиротворения, размеренность которого не могли нарушить даже мечущиеся туда-сюда слуги. У Чан как раз закончил, стоя на террасе, повторять учтивые поклоны, что будет даровать правящим господам других территорий и старейшинам-летописцам, когда его врасплох застал вопрос учителя:– Если бы вознесенному было дозволено стать каким-то конкретным богом, ты бы кем стал?
Воспитанник в недоумении повернулся к нему и с осторожностью уточнил:
– С чего вдруг учитель задается такими вопросами?
– Не знаю, просто…
Юнец, не дав наставнику договорить, неучтиво его перебил:
– Конечно никем!
– Что? – Го Бохай даже не успел приподнять бровь, как все внутри него застыло. – Почему?
У Чан шагнул на ступень ниже и присел.
– Я никому этого не говорил, даже вам, но я никогда не хотел стать тем, кому все время будут молиться и кого будут просить о помощи. Вот вы бы, учитель, молились такому, как я? Пф…
– Конечно, что за глупости!