Спасение души несчастного. Том 2

Но Ба Циншан опустил взгляд:

– После объединения территорий мой дедушка долгое время подавлял бывшую столицу Запада. Мы с сестрой много где бывали и знаем, что такое людское притворство. Но в Сичжуне люди совсем не держат на нас зла за прошлое. Это не дает мне покоя.

У Чану стало неловко: он позабыл, какое значение Сичжун имеет для Ба Циншана. Вероятно, южанин не переставая думал о своей матушке, которая была родом из бывшей столицы. Этот разговор натолкнул наследника Севера на мысль: для чего же он здесь? Пришел, чтобы навязывать свои проблемы человеку, у которого своих предостаточно? Он уже размышлял, как лучше извиниться за потраченное время, но Ба Циншан опередил его своей фразой:

– Если и вас что-то беспокоит, вы можете этого не скрывать.

И мягкий тон, и непринужденность, с которой он это сказал, кардинально отличали наследника Юга от Мэн Чао. Осознание, что именно подтолкнуло его прийти сюда, снизошло до У Чана. Из всех, с кем он мог поговорить сейчас, лишь Ба Циншан был в силах понять его ситуацию без осуждения и колкостей.

– Скажите, как, по-вашему, следует поступить господину, который услышал чужой разговор? Мне близка мысль, что лучше бы этого не случалось… но это произошло. – Все, что У Чан смог выдавить из себя. На остальное духу не хватало. А вот внутренний голос не переставал звучать в голове: «Учитель действительно раздумывает отказаться от такого нерадивого, как я?»

В ясных глазах Ба Циншана вдруг промелькнуло понимание, – по крайней мере, У Чан на это очень надеялся. И к его удивлению, наследник Юга не стал просить поведать всех подробностей. Вместо этого он заботливо пододвинул к товарищу блюдце с угощением.

– Когда нам страшно, мы склонны недоговаривать и додумывать за других. Вероятно, тот господин ничего дурного не имел в виду. Но не спросив об этом – не узнать правду. Поэтому, как по мне, поделиться своими опасениями – лучший способ избавиться от недопонимания.

У Чан и сам знал, что следует поговорить с наставником. Просто никак не получалось перешагнуть собственные предрассудки. Теперь же, когда на него снизошло облегчение, он поблагодарил Ба Циншана.

– Это лишнее, – смущенно рассмеялся южанин. – Я же ничем не помог, лишь рассказал, как бы сам поступил. Возможно, в будущем вы также поможете мне советом.

Но У Чан не отступал:

– Вы выручили меня во второй раз. Если бы не молодой господин Ба в ущелье Шуйлун, что бы стало с этим наследником!

Удивленный услышанным, Ба Циншан тоже встал из-за стола:

– Просто приятное совпадение, не более.

– Приятное? – Лицо У Чана на мгновение потеряло краски. Ему и так было тяжело благодарить за свое спасение. Но услышать такое… Он упал обратно на стул.

Ба Циншан похвастал серьгой, заправив густую прядь за ухо.

– Это все артефакт Туманного хребта – в ту минуту, когда мы были на дне реки, я передал его вам, чтобы вы не захлебнулись. Разве не совпадение, что в тот момент мы с сестрой единственные обладали серебряной подвеской?

У Чан еще долго глазел на наследника. Было бы так, как предполагал Мэн Чао, Ба Циншан, верно, первым пришел бы извиниться за случившееся. Стоило сразу догадаться.

* * *

В это время долину Шутянь потихоньку затягивало легким туманом. Вдоль всех улочек Чжоухэ появились прилавки с защитными предметами и поминальной едой; у каждого дома или усадьбы – блюда и съестные дары для заблудившихся духов. Погруженный в подготовку к предстоящему празднованию город кипел зрелищами. Вот в тени высоких деревьев выступали артисты, одетые в яркие костюмы. Вот театральные представления переносили зрителей в мир легенд и мифов, где герои боролись с демонами и злыми духами, защищая своих близких. Звуки флейт и ударных инструментов наполняли воздух, добавляя драматичности выступлениям. Кто-то из переодетых в нечисть просто развлекал детей и их родителей ради пары монет, кто-то устраивал жуткое действо с пугающим гримом и ненастоящей кровью, чтобы напомнить местным – ночью нужно оставаться дома. Остановившиеся толпы людей с восхищением охали при каждом неожиданном повороте. Особенно впечатляли танцы с огнем. Гибкие, словно сами призраки, поджарые юноши появлялись и исчезали в клубах дыма. Их движения были столь же грациозны, сколь непредсказуемы. Пламя, как живое существо, следовало за ними, превращая простые движения в магический ритуал.

Рано утром в день Фестиваля голодных духов большая часть жителей хлынула в монастырь Опустивших головы. На храмовой площади послушники построились рядами, чтобы раздавать маленькие кусочки бумаги. Каждый мог написать на них имя умершего родственника или друга, а после привязать лентой к ветвям дерева, растущего на входе в обитель. Взрослые и дети продвигались вглубь обители, чтобы склонить головы в молитвах. Но никто не смел пройти мимо большого треножника, не бросив в его огонь ритуальную вещь для близкого человека. Звуки гонгов и тихое бормотание даосов под звуки треска пламени не замолкали до глубокой ночи.