Спасение на воде

Я зачерпывал воду, но тут же накрывала волна и меняла воду в ведре на свежую.

При сильных наклонах вода уже лилась из катера в озеро.

Я оглянулся (нас несло кормой вперед). Позади (то есть впереди) был широкий черный разлив до горизонта, весь покрытый ровными белыми барашками волн. Но длинный черный мыс опять показался!

Меня вдруг подняло под мышки, понесло, и я почувствовал, что под ногами у меня нет опоры! Я стал лихорадочно грести, но в основном — по вертикали!

Волны шли сзади, беспорядочно накрывая меня. Я уже захлебнулся несколько раз, сипел горлом, пытаясь вдохнуть.

«Неужели это последнее, что я вижу в своей жизни, — подумал я, — только черные волны с белыми барашками, темное, низкое, быстро летящее небо?»

Вдруг рядом, в провале волн, показалась голова Никиты.

— Привет, — сказал он.

— О!.. Ты как здесь? — проговорил я.

— Ладно! — заорал Никита (мы поднялись на волну). — Думаешь, легко тут тебя искать?

— Хорошо… Думаю, здесь не место для споров, — сказал я, улыбаясь и чувствуя, что по щеке текут горячие слезы.

— Ну, извини! — сказал Никита, тоже вдруг заплакав.

Волна сделалась круче, меня вдруг ударило коленом об камень. Потом я увидел темный силуэт Никиты, идущего пешком. Я осторожно пополз по камням; меня сбило, оглушило, потащило назад. Потом, сильно дрожа, я лежал за высоким камнем, спрятавшись от ветра. Потом вдруг пошел дождь — необыкновенно крупные капли падали в темноте. Я подставил ладонь, посмотрел — это был снег!

Я встал на четвереньки, стал карабкаться на высокую булыжную гору, поднимающуюся круто вверх от воды, залез наконец наверх и с изумлением увидел залитую солнцем долину, словно я (как человек со знаменитого рисунка в учебнике) прошел темноту, пробил головой небесный свод и смотрю теперь вниз, на землю.

Вдали я разглядел дым, поднимающийся в деревьях. Я побежал вниз и увидел за деревьями избушку. За дверью, в темноте, я сбил ведро, и звон его прозвучал для меня прекрасной музыкой. Я открыл вторую дверь. В кухне, залитой низким горячим солнцем, женщина что-то варила на плите, маленькая девочка, с усилием нажимая ладошкой, топила в тазу куски газеты.

Потом я сбегал за Никитой (озеро продолжало тупо бушевать), и мы вместе стали носиться по этой горячей долине. Потом я увидел слезающих с горы солдат с зелеными погонами пограничников.

… Мы ехали в газике среди цветов.

— Всыпать вам надо как следует! — сказал шофер.

— Конечно, конечно! — радостно согласился я.

Мы въехали в раздвинувшиеся темно-зеленые ворота с двумя выпуклыми красными звездами. Потом мы оказались в белом пахучем медпункте. От запаха лекарств меня вдруг вытошнило — видно, наглотался воды. Врач выслушал сердце, потом стал запихивать зонд. Я энергично стал его жевать…

— Да не жуйте вы зонд!.. Глотайте! — закричал врач.

Потом я спустился по ступенькам… Зеленая скамейка, клумба, обложенная кирпичом, горячий запах какао из кухни!

После «спасения на воде» ликованье и общительность душили меня.

У ворот я увидел часового, который показался мне почти ровесником.

— Слушай! — сказал я. — Слышал уже небось про наше крушение?!

Он почему-то молчал.

Жестикулируя, я стал рассказывать.

… Я несколько увлекся и чуть не пропустил момент, когда он, внезапно блеснув слезой, вдруг передернул затвор, дослав патрон в патронник.

— Все! Все! Ухожу! — подняв руки, сказал я.

Потом я залез на вышку — запыхавшись, оказался на высокой деревянной площадке под крышей. С края, высунувшись наружу, стоял на треножнике длинный светло-зеленый бинокль (дальномер?). Я пригнулся к нему, стал смотреть. Прямо перед глазами оказался светлый бревенчатый дом, окруженный расплывчатым радужным повторением. Я узнал тот самый дом, в который вбежал после спасения. Потом я со скрипом повернул дальномер и оказался вдруг среди высоких волн. Я испуганно отвернул дальномер и вдруг увидел торчащую среди камней рубку нашего катера! На крыше сидела чайка, окруженная таким же радужным ореолом.

Мы перелезли булыжную гору и увидели наш катер, застрявший в камнях. Быстро жонглируя на скользких камнях, мы добрались до него. Я первый залез на высокий нос. Катер, скрипя, стал медленно перевешиваться. Вода, переливаясь внутри, бухнула в нос.

— Странно! — сказал Никита, присев под катер. Обшивка цела. Откуда же столько воды? Ну-ка, перейди на корму!

Я, как на качелях, перевесил катер на корму.

— Так. И спереди цело! — сказал Никита, заглядывая под катер.

С трудом сдвинув размокшую, разбухшую дверь, мы влезли внутрь. По колено в воде мы прошли в каюту. Вода была мутная {размокла мука!), плавали перья из подушек, и матрешка, которой мы накрывали заварочный чайник.

Корма, соответственно, поднялась, вода перелилась к нам (стало по пояс), и мы вдруг услышали, как в корме звонкой струйкой льется откуда-то вода… Вот она иссякла, и стало тихо.

— Ясно! — радостно сказал Никита. — Губит проклятая жадность! Надень я на стык выхлопа трубу дюрита подлинней — и не попадала бы вся вода, оказавшаяся в выхлопе, в катер!