Спасение на воде

Быстро все закрепив, я выскочил наверх.

Мы шли уже в сплошном мраке. Пахло почему-то горелым.

— Отставить крепить, — глянув в мою сторону, сказал Никита. — Лес горит.

Теперь было ясно (вернее, неясно) видно, что самый густой и высокий дым поднимается с острова, оказавшегося слева.

Никита свернул прямо к острову. Огня еще не было видно — один дым.

— Принеси мою брезентовую робу, — сказал Никита.

— Что?

— Робу, брезентовую!!! — тараща глаза, заорал Никита.

Преодолевая обиду, я достал из-под дивана новую, твердую, светло-зеленую робу. И вынес ему наверх. Придерживая рукой штурвал, Никита стал переодеваться.

Потом я вынес наверх нашу кастрюльку, привязал к ручкам веревки — для завязывания под подбородком. Никита, посмотрев на это сооружение, серьезно кивнул и надел на голову.

— Так… Лопату, топор.

Я быстро вынес.

— Облей меня, — быстро сказал Никита.

— Что?

— Облей! — заорал он.

Я взял наше помойное ведро, вытряхнул из него весь мусор, зачерпнул воду и вылил на Никиту.

Не отводя глаз от острова, он кивнул.

— К штурвалу, — тихо сказал он.

— Что?..

— К штурвалу!!

Я встал к штурвалу, Никита быстро перешел на нос, держа лопату и топор, готовясь к десанту.

Вдруг сверху — прямо над нашими головами — раздался оглушительный треск. Мы невольно присели, потом подняли головы. Низко над нами пролетел гидросамолет, по нашим лицам прошла его тень.

Потом мы увидели длинный ярко-красный железный катер, на рубке которого было написано «Прометей». С носа его и кормы две водяные пушки водили водяной струей по горящему лесу.

Вдруг из трюма выскочил человек, наставляя на нас ружье.

— Убирайтесь!.. Живо!.. — закричал он.

Мы уже готовились швартоваться к их борту, и крик этот нас совершенно подкосил. Я даже в дыму заметил, как Никита побледнел.

— Ну, стреляй! Стреляй! — заорал он.

Вдруг пушка на корме развернулась и ударила струей прямо в него. Никита захлебнулся яростью и водой.

Потом он стал трясти топором, но мы уже проходили мимо.

Несколько человек, оказавшихся на палубе «Прометея», хохотали.

Никита стянул с себя мокрую робу, швырнул в рубку лопату и топор.

Мы обходили остров.

С этой стороны огня не было.

Мы обиженно молчали.

— Странное название для пожарного катера — «Прометей»! — сказал я.

— Точно! — обрадовался Никита.

Заставив нас снова пригнуться, гидросамолет низко прошел над нами, и вдруг рядом с бортом что-то плюхнулось.

— Каблограмма! — взволнованно закричал Никита.

Он вытащил подсачником — это была всего лишь пустая бутылка.

Никита тряс кулаком вслед гидросамолету.

— Разгильдяи, — бормотал Никита, — спохватились, когда до неба уже дым.

Мы шли дальше. Дым позади нас, на горизонте, словно осел, съежился.

— Где же Приозерск? — недоуменно спросил Никита.

Мы плыли еще час, потом — еще час, и ничего не было.

Мы уже не знали, где плывем, и вдруг, подняв головы от приборов, увидели впереди длинные, в горячем мареве острова, словно мы оказались вдруг в Полинезии! Два колючих острова слева, и длинная, ровная, лилового гранита, освещенная солнцем стена третьего острова на горизонте.

По вечерней, неподвижной воде мы вплыли в узкую шхеру, встали у высокой гранитной стены, зацепившись за росший на этой стене кустарник, и сразу уснули.

… Утром я вылез наверх и увидел, что куст, к которому мы вчера привязались, весь усыпан крупной, мягкой, просвеченной солнцем малиной. Я стал есть малину. Никита уже сидел на нагретой солнцем крыше рубки, свесив босые ноги. В воде плавал бордовый, похожий на редиску поплавок.

Вдруг, сразу, без предупреждения, поплавок нырнул, удилище согнулось, затрепетало, Никита, напрягшись, выдернул на катер большого темного окуня.

— Та-ак! — Никита дрожащими руками снял с крючка окуня и бросил его через верхний люк прямо в каюту.

С крыши катера я влез на гранитную стену, зацепившись сначала за куст малины, потом — по скошенным зубцам в граните. Тяжело дыша, я вылез на поверхность огромного валуна. Камень был покрыт мягким глубоким мхом, среди мха росло несколько сосен. Валун уходил вдаль, спускаясь боком к протоке, уютной и заросшей. Камень плавно уходил в воду, вода была холодная, словно выталкивающая тебя!

На той стороне протоки я увидел под маленькой сосной черный груздь, подскочил к нему, стал ломать — груздь громко вдруг запищал — смерзся за ночь!

Мы плавали в шхерах, среди высоких гранитных берегов, шесть дней. Было тепло, уютно, рубка задевала свисающие с обрывов кусты малины, и темные, слепленные из шариков ягоды падали на крышу.

На седьмое утро я вылез на корму, закинул, как всегда, удочку, поплавок легко плюхнулся в воду — и вдруг рядом с ним упал желтый листик, поплыл, как кораблик, по сморщившейся вдруг воде.

Между скал было еще тихо, но верхушки деревьев наверху широко раскачивались.

Зевая, вылез Никита, посмотрел вверх.

— Какое сегодня? — мрачно спросил он.

— Двадцать пятое вроде.

— А когда в школу тебе?

— Первого, как обычно.

Никита мрачно задумался.

— Успеваем! — сказал я.

Но я понимал уже, что пора назад!

К тому же выяснилось, что кончилась еда. Я пошел искать магазин, Где-то здесь, по карте, должен быть карьер, где ломали гранит, и поселок.