Спаси и сохрани

Листок ему положили прямо на стол, пока вожатый чистил зубы и кабинет был открыт. Злополучное послание лежало на видном месте с лаконичной подписью: «Стихи на конкурс». «О, как удачно совпало! – подумал вожатый. – А этот новенький – шустрый малый». Фантазия уже начала разыгрывать целый спектакль на тему того, как оставить с носом Евгению Александровну и доказать, что он не нуждается в её профессиональной опеке. Увлёкся настолько, что забыл прочитать. Сунул листок в карман, взял книгу и, окончательно проснувшись, насвистывая попсовой мотивчик, отправился покорять неприступную вершину.

Гора встретила отрезвляющей снежной лавиной. Теперь Михаил Валерьевич был готов ругать Ивана самыми последними словами. Это ж надо, выставить полным идиотом в глазах коллег! Вожатый ещё ни на кого и никогда так сильно не злился.

«Теперь понятно, почему так легко согласился участвовать в конкурсе. Ну, новенький! Ну, погоди!..»

Однако когда отряд недружным строем прибыл на завтрак, Вани в его рядах не обнаружилось. Никто из ребят не смог внятно ответить, когда и где видел его последний раз. Днём вроде был, вечером – тоже, а на утро испарился.

«Знает, что за такую выходку я его по головке не поглажу, вот и боится, – размышлял Михаил Валерьевич. – Ну, ничего. День длинный. Есть захочет – явится. Не к обеду, так к ужину».

Ему хотелось поскорее уйти обратно в свой кабинет, взять гитару и залечивать душевные раны музыкой.

После завтрака Тёма и Энжел направились в штаб «Общества отверженных обществом». Мальчик прямо на ходу достал из шорт котлету, которую заботливо запеленал в два слоя салфеток.

– Смотри, арестуют за хищение государственной собственности в особо съедобном размере, – иронично предупредила Энжи.

– Эту котлету мне любезно одолжила Лисичкина, – ответил Тёма. Он жевал и говорил одновременно, но получалось, что всё-таки больше жевал, чем говорил. – Они с Хрюкиной и Балбесовой подписались на новую мегапопулярную детокс-блогершу. И теперь высчитывают калории с учётом движения солнца, поделенного на длину указательного пальца дедушки по папиной линии. Представляешь? Не весь сегодняшний завтрак вписался в их норму. А выбрасывать жалко. Вот твоя бабушка выбрасывает еду?

– И да и нет в одном флаконе. Она называет это подношением духу дома. Отпиливает по маленькому кусочку от каждого блюда и складывает в общую тарелку. Тарелку ставит в тёмный угол, чтоб домовой мог спокойно перекусить, не опасаясь, что его запалят. Такая вот благодарность за то, что оберегает нашу квартиру.

– Только не говори, что на утро тарелка пустеет!

– Конечно, пустеет! Я втихаря скармливаю всё собакенам у подъезда. А бабка на утро верит, что домовой принял нашу символическую жертву. Да-да, моя двинутая бабка верит в нечистую силу на полном серьёзе. Я всё жду, когда она начнёт окроплять меня святой водой, чтобы изгнать всех бесов, но то ли ещё не догадалась, то ли вода ей дороже единственной внучки.

– А я вот одобряю стремление человечества к похудению, – вдруг заявил Тёма.

– Ещё бы! Тебе так не одна, а все котлеты достанутся! – Энжел засмеялась. – А как же твоя идеология принятия себя? Любовь к своей внешности и всякое такое.

– Ну-у-у… Я тут поразмыслил на досуге и выяснил, что моя концепция бодипозитива вступает в конфликт с моей концепцией экопозитива.

– Каким же образом?

– Смотри. Чем меньше мы будем есть, тем станем стройнее. Так? А стройным людям требуется одежда меньшего размера. Одежду шьют из ткани. Из чего делают ткань? Из растений. Растения – часть природы. Следовательно, чем меньше мы шьём одежды, тем больше сохраняем природу. А я люблю природу и хочу её сохранить. У меня даже на уроках русского лучшие сочинения – это описания пейзажей. А у тебя есть любимый художник?

– Малевич. Его квадрат такой же замкнутый, как моя жизнь, и такой же чёрный, как моя душа. – Энжи начала подниматься по лестнице. – Какие у тебя мысли по поводу новенького? Куда он мог деться?

Тёма намеревался выдать целую справку о том, по статистике в России пропадают до трёхсот человек в месяц, среди которых подавляющее большинство – старики и дети, но девочка предупредительно вскинула руку. Тёма не произнёс ни звука, но на всякий случай оставил рот открытым. Дойдя до самого верха, ребята остановились.

– Мы вчера уходили с тобой вместе? – шёпотом спросила Энжел.

Тёма согласно кивнул.

– И дверь мы с тобой закрывали?

Второй кивок.

– Ночью не было сильного ветра, открыться сама она не могла?

Тёма кивнул в третий раз, что означало: да, не могла. А потом мотнул головой, что означало: нет, не могла.

– Значит, кто-то побывал здесь после нас. – Энжел нахмурилась. – Остаётся два варианта. Либо этот кто-то пришёл и ушёл, не удосужившись закрыть за собой. Либо… он всё ещё внутри!

Дверь вопросительно запищала, будто возмущаясь, почему её отворяют столь осторожно. Самоназванная юная ведьма просунула голову. Следом за ней по-жирафьи вытянул шею и Тёма. Мебель на своих местах, вещи не тронуты. Только грязные следы на полу, и ведут они в одну сторону – к решетчатой перегородке у дальней стены.