Спасите, мафия! (СИ)

— Вы дали очень точную характеристику, — безразлично ответил Шалин-старший, не слушая верещание брата и выпады Франа. — Он и есть мой подчиненный. В мире шинигами есть правило — всегда работать парами. И в нашей паре я лидер. Потому что мы раскрываем преступления, связанные с попытками душ избегнуть суда Владыки, а в этом нужна холодная голова и трезвый расчет. Вадим для этого слишком импульсивен. Однако, поскольку меня больше учили магии защиты, в бою лидером становится он. Это единственное время, когда он может командовать мной. Провинившимся Вы тоже назвали его не зря. Его постоянные загулы очень мешают работе, а поведение не дает нормально общаться со свидетелями.

— А Вас самого его поведение не напрягает? — задала я давно мучивший меня вопрос.

— Нет, я принимаю его как должное, — апатично ответствовал Алексей. — Ко всему можно привыкнуть, и к такому поведению родного брата тоже. Я живу с ним в одном доме уже три года — два у отца и до этого год здесь. Привык.

— А он всегда такой? — призадумалась я.

— Почти, — кивнул Шалин-старший. — Он крайне редко бывает серьезен. Лишь во время тренировок, боя или когда обсуждаются серьезно задевающие его вопросы. Единственное же, что способно вогнать его в депрессию, от которой он, правда, быстро отходит — мои слова о том, что я могу оставить его.

— Он Вами одержим просто, — пробормотала я.

— Если Вы намекаете на инцест, — криво усмехнулся Алексей, — Вы ошибаетесь. Поведение Вадима — подражание Графу, а точнее, невозможность вести себя иначе. Ведь он перенимал такую модель поведения с раннего детства, практически не покидая стен Дома Тысячи Свечей. На Ватсона — это имя карлика — он равняться, естественно, не мог, и единственным примером для подражания был Граф. Потому они довольно похожи, но различия есть. К примеру, Его Светлость не интересуется модой, а мой брат — садизмом. Граф не гей, хотя ведет себя с мужчинами развязно, отсюда и поведение моего брата, фамильярного с мужчинами, но никогда не переходящего грань простых подшучиваний.

— Ну, собственно, я вас в яое и не подозревала, — фыркнула я вполне искренне. — Я лишь сказала, что он Вами реально одержим.

— Да, — кивнул Алексей. — Мы росли отдельно, и всё, что Вадим знал о своей семье — то, что у него есть брат-близнец, единственный человек, для которого он может когда-нибудь стать очень важен. Я же был куда более информирован: Владыка не скупился на рассказы о брате, передавая мне их в письменной форме вместе с пособиями по магии фуда. Я заочно полюбил брата и, когда мы встретились, поклялся разделить с ним свою жизнь напополам. В двадцать лет нам напомнили о нашем обещании, и я подумал, что разделить жизнь — не такая уж плохая идея, но мое поспешное обещание стать вместе с ним шинигами меня злило. Я не хотел вечной жизни — это слишком обременительно. Однако я не сумел отказать Вадиму: он умеет убеждать, когда ему это надо. А ему как раз это было «надо», и он убедил меня принять предложение из своего эгоистичного желания всегда быть со мной и обрести, наконец, семью. Я понимаю его, но вечную жизнь принять не могу. Она тяготит меня. Однако слов на ветер я не бросаю, потому добросовестно сдал экзамен Владыке и стал шинигами. Теперь я обязан всегда быть с братом и жить буду вечно, а подобная перспектива — не самая радужная. Против брата я ничего не имею, но перевернутая восьмерка в качестве длины жизни раздражает.

— Меня бы тоже раздражало, — пробормотала я, отлично понимая Алексея. — Но и брата Вашего понять можно. Он всю жизнь с этим неадекватом прожил, который его ни в грош ни ставил. Конечно, ему хотелось пожить с настоящей семьей, где к нему не будут относиться, как к никчемному отбросу.

— Отбросу, да? — эхом повторил Алексей, и в глазах его на секунду промелькнуло удивление, раздражение и… боль.