На следующий день они арендовали двор с тремя избами и амбаром поближе к базару, а на самом рынке перебили аренду лавки у джунгарского торговца коврами и подняли цену на свой товар в четыре раза. Поток посетителей не иссякал. Об очередях они ничего не знали, началось столпотворение. К обеду пришлось поднять цену еще в полтора раза. Торговлю вел Аким с Борей, остальные братья занимались охраной. В округе стали появляться первые курильщики — в основном приказчики и мелкие продавцы полулежали на плетёных диванчиках в открытых китайских кабаках.
Другие купцы стали поглядывать на них. Часам к четырем товар в лавке закончился и Филипп решил принимать покупателей прямо на дворе, подняв цену еще в два раза и объявив, что продаются только партии от четверти фунта и ограничил половину мены в пользу талеров и серебра. После этого поток покупателей, наконец, схлынул. Но это отнюдь не означало конца. Это был переход на новый уровень. На следующий день во дворе появился китаец в золотом кафтане с высоким воротом в окружении шестерых вооруженных саблями воинов. Он взял сразу пуд опиума. Старый киргиз Боря, поедая гороховую кашу с бараниной сказал, что он специально ехал сюда за нашим товаром из соседнего города.
Через неделю цена стабилизировалась, опиум уходил быстро, но без ажиотажа, слухи о чудо-зелье активно поползли за пределы Урги. Филипп неспроста увеличил партии, он знал, что конечных потребителей местные ему не отдадут. Стали прибывать средние купцы. Несмотря на увеличение цены, купцы возвращаясь к себе и продавали опиум с огромной выгодой. Амбар и одна изба, арендованные братьями под завязку были забиты шелками, бархатом, чаями, золоченой бумагой, дорогой посудой, лекарствами, одеждой. Что-то уже не помещалось и лежало прямо во дворе. Серебро, золото и деньги хранили в сундучках. Места не хватало. Пришлось арендовать соседний двор, заплатив троекратную цену. Братья получили первое жалование. Принарядились, накупили себе всякой всячины, в том числе — острых японских мечей и ножей, браслетов, перстней, сапог из тончайшей кожи. Аким зачем-то приобрел себе шубу из чернобурки и расхаживал в ней, несмотря на жару, на каждом его пальце сверкал перстень. Повадились братья ходить в особые избы, где азиатские девицы делали им «удивительный» массаж и всяческие другие приятные процедуры. Пировали-вечеряли тоже сытно, едали диковинно нежных жареных птиц, плоскую лапшу с травами, знакомую свинину в «меду», рыб, морских огурцов, запивали желтым вином, заедали дивными рогатыми дынями и бананами. Полюбились им и китайские сладости — кирпичные пироги с ананасами, кексы с клубникой и лунные пряники.
Филипп считал доходы, которые перещеголяли все его ожидания. Однако неожиданное богатство порождало и новые заботы. Во-первых, столь стремительное обогащение без пользы для себя не станет терпеть ни одна власть и рано или поздно им придется с ней столкнуться. Он даже не предполагал в какой форме это произойдет, но не сомневался, что однажды у них во дворе появится кто-то влиятельный. Во-вторых все приобретенное добро нужно было еще как-то увезти — значит, требовались новые крепкие телеги и лошади, желательно ломовые и наемные работники. Стоило подумать и о безопасности. Здесь они уже натыкались на множество завистливых взглядов других купцов и просто разбойного вида субъектов, но в Урге цины строго следили за порядком, оберегая статус крупного центра внешней торговли — повсюду с регулярной частотой разъезжали их конные караулы, вооруженные луками и «пальмами», но уже в десятке верст к северу лютовали кочевники, а уж дальше, за границей — и говорить нечего. Завадский вспомнил о приказчиках Строганова и его вооруженных бандитах в стрелецких кафтанах. Им бы не помешало огнестрельное оружие, но увы — тут найти можно было только холодное.
К ним на двор заходили не только ради покупок, но и просто познакомиться и поглазеть. Среди последних были в основном русские купцы, они живо интересовались кто такие братья, чем торгуют. Братья угощали их дорогим горным улуном с сахаром, пряниками и «честно» отвечали, что торгуют сонным табаком, выкупленном у киргизов. В один из дней зашел к ним на двор высокий тощий купец с холопами, судя по виду — боевыми. Одет купец был по-московски: бархатная ферязь, красные сапожки, отороченная лисой мурмолка. Борода клином, взгляд плутоватый, длинный язык то и дело облизывал треугольные губы. Держался как будто скромно, но Филипп догадался, что это непростой гость. Назвался он енисейским промысловиком Агриппушкой Дрынниковым, торговцем солью и лошадьми «из-под Маковска».
Он очень хвалил братьев и Завадского, который в свою очередь представился ему «простым Красноярским купцом». Шутил, «радовался» за успешную торговлю, всячески желал удачи, поглаживая свою бороденку, пока хитроватые глаза его рыскали по двору, буквально заваленному дорогими китайскими товарами.