Спаситель мира

Вот уже месяц, как новый штаб армии крестоносцев принял решение о досрочной репатриации, и в Новом Иерусалиме приступили к долгому и унылому этапу демонтажа. Совершенно очевидно, что невозможно поднять обратно на орбиту модули, которые были спущены со «Святого Михаила» при высадке, потому что они были задуманы только для полета вниз. Поэтому было решено, что на корабль вернут все, что возможно, а остатки лагеря останутся на месте.

Сходные причины ведут к сходным последствиям: все войска не могли отправиться обратно на «Святом Михаиле». Пусть даже военные потери уменьшили число солдат, численность личного состава все равно превышала теперешние возможности корабля на орбите. Никто изначально не рассчитывал, что столько народу разом двинется обратно. Между прочим, исполнившись отвращения к заговору, инструментом которого их сделали, и не горя желанием столкнуться с враждебностью общественного мнения на Земле, некоторое количество солдат выразило намерение остаться здесь и обосноваться на Акии. Нельзя сказать, что в армии крестоносцев это движение приобрело серьезный размах, но все же общая цифра сводилась к нескольким десяткам тысяч мужчин и женщин.

Было организовано собрание главных атамидских вождей и нового штаба бывшей армии крестоносцев, состоящего исключительно из сеньоров лагеря умеренных с Годфруа Бульонским и Боэмундом Тарентским во главе. Люди торжественно принесли свои извинения атамидам от имени человечества, выразив огромные сожаления и глубокий стыд за трагедию, случившуюся по их вине. Вожди племен, понимая, что люди были обмануты, приняли извинения, но потребовали скорейшего отлета.

Годфруа объяснил, что, пусть даже их вина непростительна, невозможность увезти всех оставалась реальностью. Считая тех, кто сам захотел обосноваться здесь, и тех, кого просто не смогут взять на борт, более ста тысяч человек останутся на Акии после отлета «Святого Михаила». Тема оказалась скользкой, начались долгие переговоры, грозившие вызвать некоторое напряжение. Тогда вмешался Юс’сур со всем своим авторитетом.

Старый атамид в очередной раз продемонстрировал широту своих взглядов, объяснив, что, по его мнению, было бы нехорошо, если бы два соседних народа жили, игнорируя друг друга и отказываясь от любых контактов. Он объявил, что полностью поддерживает размещение на Акии человеческой коммуны, а в будущем хорошо было бы и атамидам основать нечто подобное на Земле. Он произнес одну из самых мудрых речей, какие мне доводилось слышать. Однако я был совсем не уверен, что, даже после всего случившегося, обустройство атамидской коммуны на Земле пройдет без конфликтов. Впрочем, я всего лишь неисправимый пессимист!

Юс’сур предложил, чтобы люди выбрали для своей коммуны один из районов, расположенных выше тропических зон – там слишком прохладно для большинства атамидских племен, и соглашение было в конце концов достигнуто, за что люди выразили глубочайшую признательность. Все понимали, что проблемы проживания бок о бок неизбежны – прежде всего из-за глубокой горечи, надолго поселившейся в сердцах атамидов, и все же следовало надеяться, что время понемногу сгладит это вполне понятное чувство. Когда о достигнутой договоренности было объявлено, «Акийские Люди», как они теперь сами себя называли, организовали торжество, во время которого предложили Годфруа Бульонскому, также заявившему о своем намерении остаться, стать их вождем. Некоторые даже заговаривали о титуле «короля». Годфруа от титула отказался.

– Кстати, – неожиданно спросил я, – а что стало с братом Льето? Они виделись после падения Нового Иерусалима?

– С Энгельбертом? – бросил Танкред, вороша угли, чтобы оживить огонь. – Конечно, виделись, но мне кажется, что для Льето это было довольно тяжело.

– Почему? Им так и не удалось помириться?

Танкред вздохнул:

– Как бы сказать… Энгельберт очень переменился…

– Судя по твоему тону, не в лучшую сторону.

– На самом деле он практически потерял рассудок.

– О господи…

– Думаю, после ухода брата его долго мучило чувство вины. Но мне кажется, его разум помутился от шока, когда выяснилась истинная природа Христа.

– Он всегда был очень набожным. А для наиболее верующих это открытие безусловно стало ужасным испытанием.

– Чудовищным…

Взгляд Танкреда внезапно помрачнел. Он сам пережил паршивые минуты во время рассказа Юс’сура.

– Так что я пока не знаю, что Льето собирается делать с Энгельбертом. Его эта ситуация очень расстраивает. Он открылся мне, когда четыре дня назад мы уезжали с Юс’суром…

И действительно, четыре дня назад я видел, как, не сказав никому ни слова, все трое отправились куда-то на спине у язе’эров. Я представления не имел, куда они собрались.

– Кстати, я… – с явной неловкостью медленно заговорил Танкред. – Наверное, мне следовало предложить тебе поехать с нами, но, хм… я подумал, что лучше пусть там будет только Льето…

Я сразу узнал своего друга. Такой же неуклюжий в человеческих отношениях, как и я.

– Танкред, – просто сказал я, – тебе не в чем оправдываться.