Спасти или уничтожить

Однако, учитывая прежний опыт, понимал Геббельс, солдат нужно заранее готовить к победам. Нужно порождать в их душах непреодолимое желание убивать большевиков и тех, кто помогает им! Убивать врага, который угрожает всему человечеству!

— Стойте, майор! — прервал он выступавшего. — Прочтите последний абзац вашего проекта еще раз…

— …Как называется это место?.. Это возле Смоленска?…

Кивая, выслушал, потом попросил:

— Укажите, что о трупах, беспорядочно сваленных возле местечка Катынь, что рядом с советским городом Смоленск, местные жители сообщали и прежде, но наши доблестные войска продвигались вперед, а у подразделений, отвечающих за порядок в тылу, много сил отнимали партизаны и несознательные жители, занимающиеся саботажем!

Геббельс замолчал, будто, прислушиваясь к тому, что сказал, потом кивнул.

Майор, склонившийся над столом, торопливо записывал, еще раз пробежал по листу, кивнул и взял его в руки, намереваясь продолжить.

Геббельс снова перебил:

— И вот что еще: укажите, что непосредственно это захоронение нашли два поляка!

Майор взглядом вернулся к листу, еще раз пробежался по нему.

— Господин Геббельс, каковы будут указания об обстоятельствах этого обнаружения? Поляки не могли свободно перемещаться в той местности. Может быть… — майор задумался на миг. — Может быть, это были наши солдаты?

— Нет! Наши солдаты участвуют в сражениях и не имеют времени гулять по России с лопатами в руках! Это могли быть поляки, и только поляки!

Майор снова склонился к столу и записывал, но весь вид его выражал сомнение.

— Ничего! — поощрительно улыбнулся Геббельс. — Чем чудовищнее ложь, тем труднее ее опровергать!

Великодушно дождался, пока майор закончит писать и выпрямится, кивнул: продолжайте!

Слушал чрезвычайно внимательно.

Переспросил:

— «Черный ворон» — это ваша выдумка?

— Нет, господин Геббельс! — почти напуганно возразил майор. — Меня консультировал майор…

— Господин рейхсминистр, — поднялся на другом конце стола Лухвитц. — Это я подсказал, и уверяю вас, что среди русского населения транспорт НКВД именуется именно так!

— Хорошо, — движением руки разрешил Лухвитцу сесть Геббельс. — Именно такое разъяснение и следует давать. И еще одно: что мне говорили…

Он взглядом начал шарить по лицам присутствующих.

— Мне что-то говорили о радио…

— Да, господин Геббельс! — вскочил один из его референтов. — Радио, в отличие от газет, упомянуло о зверствах большевиков в отношении поляков только в вечерней передаче!

— Вы проверили?

— Так точно!

— Превосходно! Сразу же после совещания позвоните на радио, пригласите руководство ко мне!

— Сразу с утра? — уточнил референт.

Геббельс взглянул на часы:

— Никакого «утром»! Сейчас же! Если уже уехали домой отсиживать свои филейные части — вызвать!

Геббельс явно был в боевом настроении!

Он кивнул майору — продолжайте!

— Огромное впечатление произвело пребывание представителей иностранной прессы в Смоленске. Они беседовали не только с горожанами, которые рассказывали им о жизни при большевиках, но и встречались с епископом…

Он заглянул в свой блокнот.

— …епископом Смоленского кафедрального собора. Епископ не только подтвердил рассказы, но и дал развернутый анализ их безбожных деяний…

Геббельс вскинул руку и сказал после короткого молчания:

— О «безбожии» не надо. Это позже, если понадобится!

И снова кивнул.

Пока все шло по плану, который почти в каждом своем пункте соответствовал замыслам Зайенгера.

Конечно, имя лейтенанта не упоминалось при этом.

Достаточно было того, что иногда в узком кругу он вспоминал его имя.

В папке, лежавшей в кабинете Геббельса, с февраля сорок третьего скапливались бумаги, которые в свое время должны были вступить в бой!

Каждая бумага — рапорт, сообщение, телефонограмма — тщательно фиксировалась на тот случай, если все пойдет именно так, как задумано, и плутократии Запада соизволят принять предложение о совместном расследовании «преступлений большевиков».

Набор информаций, подготовленных для первого этапа, был готов к началу апреля, когда и было решено начать!

Идея заключалась в том, чтобы «представить мировой общественности объективные доказательства массовых убийств пленных поляков, совершенных войсками НКВД».

В качестве «жертв советского режима» использовались пленные — независимо от национальностей, — занятые на строительстве секретных объектов. В конце концов, все они, как носители государственной тайны, подлежат безусловному уничтожению, а национальность трупа установить невозможно. Ну, конечно, при условии, что он не негр. Геббельс усмехнулся.

В газетах и по радио развернулась шумная и неуемная кампания, в центре которой было одно: смелые поляки, расстрелянные евреями из минского НКВД, к месту обнаружения захоронений были приглашены не только журналисты из разных стран (что было естественно), но и (о, чудо, созданное еще Зайенгером) военнопленные из разных немецких лагерей!