— Все готово, как и договаривались. Можете сейчас отдохнуть с дороги, а я пока документы просмотрю. Может, что и найдем из того, о чем говорил товарищ Кольчугин. А часа через три двинем, а, товарищ Миронов?
Миронов кивнул. Лезть в бумаги, собранные НКВД, он не имел никакого желания, а вот отдохнуть беззаботно часа два-три это можно!
Он, кажется, и задремал уже, когда подошел Зарембо, растолкал, доложил:
— Ребята какой-то шум услышали, меня позвали. Люди идут, машины едут. Короче, сам понимаешь…
— Много их? — спросил Миронов, энергично растирая лицо.
— Кто ж знает? Не подошли еще, а наших посылать опасно… Мало ли что…
Миронов кивнул:
— Пошли — посмотрим… Маштакова позови…
Зарембо решил по-своему: на поиски сержанта отправил партизана, велев ждать потом тут, на этом самом месте.
Встретились вскоре.
Зарембо обрисовал обстановку наверху.
— Немец идет в большом количестве, с техникой. С какой — пока не узнали, но разведчиков отправили.
Маштаков рассказывал про свой обход:
— Проделали воздуховоды, чтобы огонь не загас, так что все выгорит!
Потом все-таки уточнил:
— Ну, должно, по крайней мере…
И посмотрел на Миронова.
— Какие решения будут?
Миронов медлил с ответом, спросил нерешительно:
— Если поджечь, долго все будет гореть?
Маштаков ответил так, будто высчитывал на бумаге столбиком:
— Часа полтора минимум.
И, понимая сомнения Миронова, добавил:
— Можно изнутри закрыться.
Миронов стремительно повернулся к нему:
— С ума сошел? Сгореть хочешь?
Маштаков наклонил голову и бубнил, как нашкодивший старшеклассник:
— Там же не всюду бумаги да керосин. Можно уйти подальше, не достанет.
— Маштаков, — наставительно проговорил учитель физики Миронов Петр Кириллович. — Горение есть процесс поглощения кислорода, значит, что?
— Дак, я же сказал, что мужики пробили воздуховоды! Двери задраим наглухо и отсидимся!
Миронов сокрушенно мотнул головой:
— Ты в школе учился?
Маштаков взорвался:
— А ты тоже имей в виду, что я не выполнил приказа! Мне что было приказано? Груз доставить! А я что? Я его потерял!
Увидев, что хочет вмешаться Зарембо, резанул рукой воздух:
— И даже не вмешивайтесь! Вы люди гражданские, с вас другой ответ!
Потом подошел к Герасиму вплотную:
— Ты же умный мужик, все понимаешь. Приду я к нашим — что скажу? Миронов не разрешил?
— Дак, ты ить и не знаешь, какие бумаги тут, а какие нет, — проговорил Герасим, и ясно было, что сам он поступил бы точно так же, как готов был поступить Маштаков.
А Маштаков уже все решил для себя:
— Миронов, тебе надо в отряд спешить, баб, стариков защищать! А мои мужики согласны со мной! Одна к тебе просьба. Дай слово, что выполнишь!
— Какая?
Миронов понял, что не уговорил и не уговорит уже.
— Ты… это… наври немного, а?
— О чем?
— Скажи, что документы уничтожены, а пока их сжигали, пришлось вести оборону, а?
— Да, ты меня… — закипел Миронов.
— Ты погоди! Мне важно, чтобы эти… заключенные не пострадали… Они ни в чем не виноваты и за нас отвечать никак не должны.
— Они не согласятся, — хмуро возразил Зарембо.
— Продумано! — обрадовался Маштаков. — Ты их сейчас наверху вооружаешь и приказываешь занять оборону, пока мы тут все готовим к уничтожению.
— А потом?
— А потом мы же изнутри закроемся! А им скажешь, что мы вас догоним на новой базе… А их потом отправь… Ну, попробуй, а?
…Партизаны с боем отошли уже на километр-полтора, когда высоко над лесом появилось облако густого дыма…
Весеннее солнце уже ушло за горизонт, и город накрывала тьма.
Рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс глядел в окно, скользя взглядом по крышам домов.
Со стороны могло показаться, что он поглощен романтическим настроением, но это было бы большой ошибкой: Геббельс был внимателен, как никогда.
Все, кто собрался в его кабинете, принимали участие в важном деле, но основу его запланировал и пути решения наметил именно он — Геббельс!
Ах, как жаль, что где-то в далекой Белоруссии убит партизанами славный воин и умница Людвиг Зайенгер! Как бы кстати был он сейчас со своими восхитительными идеями и непреодолимым желанием претворять их в жизнь!
Но смерть одного бойца не может остановить неудержимое движение вперед, в направлении, указанном фюрером.
Именно идеи и планы Гитлера заставляли и Геббельса, и Зайенгера трудиться, не боясь ни преград, ни смертельных опасностей, ни самой смерти!
Вот и сейчас, вернувшись к столу и внимательно выслушивая своих подчиненных, Геббельс продолжал мыслить категориями всего мира, всего человечества!
Плохое настроение фюрера в преддверии кампании 1943 года было вполне понятно и представлялось совершенно естественным: генералы, которым ни фюрер, ни Геббельс никогда не доверяли, вели войну против русских исключительно плохо, допуская одну ошибку за другой.
Грядущая кампания должна завершить начатое, и тогда фюрер сможет, поставив Англию и Америку перед свершившимся фактом, заключить мир и дать немцам давно обещанные плодородные земли на востоке!
Мир вступит в эпоху благоденствия!