Спасти или уничтожить

— Борциг звонил вам по моей просьбе, лейтенант, а мне ваше имя назвал доктор Геббельс, который, собственно, и отправил меня сюда. И сюда вы прибыли именно для того, чтобы объединить усилия.

Лухвитц говорил, не останавливаясь. Иногда казалось, что он и не замечает Зайенгера вовсе, но все мысли, которые он высказывал, сводились к одной: подготовка и проведение операции, задуманной лейтенантом.

— Вам следует знать, что Шуляка вам порекомендовали по моему совету, лейтенант. Не обижайтесь, но вы, с вашим умением выстраивать остроумные конструкции, пока обладаете незначительным практическим опытом и не всегда можете оценить реальное значение того или иного обстоятельства.

— Значит, все, что Шуляк рассказывал мне, он раньше сообщал вам?

— Нет. Мы с ним увиделись только позавчера, когда я прибыл сюда. До этого времени я только читал его рапорты. Вы, вероятно, тоже пишете рапорты, лейтенант.

Зайенгер чувствовал себя неуютно.

Ему говорили о том, что он не умеет работать, но облекали это в такую форму, что возражать было невозможно. И это злило его все сильнее.

Лухвитц усмехнулся:

— Все мы были молоды и самонадеянны, лейтенант, и не надо на меня злиться. Пройдет совсем немного времени, и вы сами себе скажете, что я вам помог, и помог здорово!

Он поднялся.

— Теперь — о деле! Я хотел, чтобы вы лично познакомились с Артемио, потому что он в самом деле — «пятый», как и сказал Шуляк! Шуляк вхож в уголовный мир, но за его пределами действует осторожно, можно сказать — трусовато. И это понятно, никто не любит лезть туда, где живут иначе.

— При чем тут Шуляк? — спросил Зайенгер, которому просто надоело сидеть молча.

— Шуляк сразу же отметил в рапорте, что «пятый», скорее всего, не из уголовного мира, хотя, возможно, когда-то к нему принадлежал. Такая комбинация — четверо уголовников и политический — настораживает сама по себе, но встревожил меня не сам факт, а дополнительная информация. Наш агент, работающий в России, сообщил о побеге из лагеря точно такой же группы — политический и четверо уголовников. Меня сразу же насторожило, что побег этот готовила и проводила какая-то государственная структура, организация, подобная НКВД.

— Почему? — стало интересно Зайенгеру, который что-то такое уже начал предвидеть.

— Побег был подготовлен таким образом, что бежавшие сразу оказывались на большом расстоянии от лагеря. Примерно в пяти-шести километрах. Организовать погоню ночью в таких условиях практически невозможно.

— Почему этого не могли организовать их сообщники?

— Хороший вопрос. Место там такое, куда просто так люди не смогли бы попасть! Это Русский Север, где уже в октябре снег и температура такая, какой в Берлине и зимой не бывает. Добавьте к этому ветер.

— Это не помеха! — уверенно возразил Зайенгер. — Во всяком случае, несерьезная помеха и несущественное возражение.

— Там нет транспортной схемы, которую спокойно могут использовать люди вроде сообщников нашей компании, — ответил Лухвитц.

Казалось, его увлекает это ожесточенное сопротивление лейтенанта.

— Наш человек прислал весьма обстоятельный отчет, из которого следует, что местные подразделения НКВД были не посвящены ни в подготовку, ни в проведение такого мероприятия, следовательно, это было задумано и реализовано в режиме крайней секретности.

— Зачем? — удивился Зайенгер. — Они прятались сами от себя?

— Можно сказать и так, — согласился Лухвитц. — Кстати, вы должны понимать, что это распространенная практика: до поры до времени ни с кем не делиться.

Он подмигнул Зайенгеру, и тот протянул огорченно:

— Как в случае со мной?

— Ну, не огорчайтесь, мой юный друг, это было сделано исключительно в общих интересах. Кстати, давайте именно к нему и перейдем, к нашему общему делу. Ваша идея, так понравившаяся доктору Геббельсу, произвела впечатление и на меня. Осложнить отношения между Сталиным и Черчиллем через поляков — прекрасный замысел! Однако, думаю, вы уже успели понять, что для этого нужны серьезные находки, которые дадут Черчиллю повод требовать от Сталина разъяснений, и не просто разъяснений, а таких, которые можно будет отвергнуть на вполне приличных основаниях, понимаете?

Зайенгер ответил неохотно:

— Я понимаю это, но пока нет ничего, что могло бы дать такой эффект, хотя…

Он огорченно пожал плечами.

— Именно поэтому я и захотел встретиться с вами, лейтенант. У меня и прежде были кое-какие соображения, но, сопоставив рапорты Шуляка и ваши отчеты, я проследил тенденцию, которую вы оба, видимо, недооценили.

Зайенгер насторожился, хотя и немного обиделся. Все-таки слова Лухвитца были похожи на упрек.

— Вы пытались понять, что русским надо тут, на этих территориях?

Зайенгер пожал плечами:

— Невозможно понять это, пока не спросишь их самих!

Лухвитц демонстративно вскинул брови:

— Вы намерены задать этот вопрос Берии или Сталину? Боюсь, у вас не будет такой возможности, а решать эту проблему необходимо.

Он внимательно посмотрел на Зайенгера:

— Лейтенант, из чего вы исходили, когда сосредоточили свои усилия именно на этих территориях?

Зайенгер ответил сразу, не раздумывая:

— Только предположения.