Спасти Ивановку

— И что дальше? — Спиридон вскинул на него взгляд, в котором сквозило недоумение. — На лодке туда отправишься? Или пароход у Кузнецова угонишь? Так тебя еще дальше сошлют, на Камчатке с тачкой бегать будешь! Или ты ждешь очередного Польского восстания? Так не дождешься. Когда уже до вас дойдет, что любое ваше восстание обречено на провал?

— Восстания еще будут, не переживай. Ни один из нас не сможет спокойно жить до тех пор, пока Польша не станет свободной! Ты хоть понимаешь, что это такое — нация есть, язык есть, культура есть, а государства нет? Мы к России относимся только на бумаге, а на деле никогда русскими не будем.

— Да знаю я, что вы не русские, вы совсем другой народ. Я просто не понимаю, какое тебе до этого дело, если вот она, самая главная женщина в твоей жизни, та самая, с которой тебя ждет любовь и счастливая жизнь? Неужели ради собственного счастья нельзя поступиться своими принципами? Ведь любовь достойна всего, абсолютно всего, ведь люди во все времена ради любимых людей совершали подвиги и слагали легенды…

Вацлав круто повернулся и медленно пошел в сторону дома.

— Вот поэтому у вас в стране всегда будет бардак! — бросил он. — Вы не понимаете, что такое порядок и долг!

Он опять резко повернулся к опешившему другу.

— Представь ситуацию: на суд приводят убийцу, а судья — его отец. И этот судья возьмет и оправдает убийцу, потому что чувства отцовские в нем взыграли. Да еще ведь найдутся такие, кто этому папаше посочувствуют, скажут, он же отец, он по-другому не мог!

— Я такому отцу не посочувствую, — твердо сказал Спиридон, — раз уж воспитал нелюдя, пусть наказывает и его, и себя самого.

— Слава Богу, что ты меня понял.

— Я тебя понимаю, но оглянись вокруг, посмотри на этот лес, на эту реку. Да, пусть пока еще нет тут большого города, нет музеев, университетов, даже храмов Божьих нет, не успели построить. Но ведь именно это все теперь и есть твоя родина! И разве плохо она тебя приняла? Разве не встретил ты здесь хороших людей?

У Вацлава на мгновение перехватило дыхание, и он изменился в лице. Не говоря ни слова, он пустился бежать к дому: не хотел, чтобы друг увидел его слезы. До дома он бежал, не разбирая дороги, и в голове стучала, как надоедливая кукушка в лесу, одна и та же мысль: Спиридон прав. Да, я холодный, мрачный, бессовестный человек. И человек ли я вообще? Девушка мне доверилась, ответила на мои чувства, черт возьми, она столько рассказывала о своих родных, о почивших родителях, что, кажется, будто я знаю их!

Открыв калитку и войдя во двор, он увидел Беату и толстую Соньку, они как раз тащили тяжелый персидский ковер из гостиной.

— Вацлав, — крикнула Сонька, — ты прям вовремя. Ну-ка помоги нам закинуть ковер на забор.

Втроем они закинули ковер на высокую ограду, чтобы удобнее было его очистить, и тут Вацлав несмело брякнул:

— Беата, наверно, нам пора с тобой пожениться?

Он даже не успел договорить, как Беата с радостными воплями кинулась ему на шею и принялась целовать в губы, в щеки, куда придется.

Вацлав обнимал ее и тихо шептал:

— Ты будешь моей женой, у нас будет семья, дети, мы будем заботиться друг о друге. Только предупредить тебя хочу. Ты уж не обижайся на меня, ладно? Лучше тебе сразу об этом знать и не быть разочарованной.

— Что, что такое? — Беата прижалась щекой к его такому родному плечу.

— Понимаешь, я не люблю тебя, такой уж я чурбан бесчувственный. Ничего не могу с собой поделать, прости. Знаю только, что мы должны пожениться, а чувств никаких не испытываю.

Глаза новоиспеченной невесты на миг недобро сверкнули, но быстро переменили свое выражение. «Ничего, потом полюбит, — подумала она, — увидит, какая я замечательная, и полюбит, никуда не денется».

Глава 5. Зима

1857–1858 годы

С каждым днем все больше опадало листьев, складываясь в хрустящий ковер под ногами, все больше завывал ветер, несущий с собой первые заморозки. С природой не пошутишь, пришли холода, значит, появились новые обязанности: колоть дрова, топить печь, побольше надевать теплой одежды. Первый снег выпадет — долго не пролежит, сразу растает, только грязи станет больше. А наметет снегу в другой раз, и на долгие месяцы все вокруг потеряет цветные краски, только белое бескрайнее бесконечное безмолвие.

Фортепиано передвинули поближе к высоким окнам в гостиной, и Аглая вместе со Спиридоном и другими учениками стали заниматься днем, пока света побольше. Вечерами устраивали веселые приемы, на которые собиралось много народу: кто-то играл на инструментах, кто-то пел, остальные танцевали или просто беседовали, пили шампанское, резались в карты.

Приходил и Вацлав на эти приемы. И всегда один, без жены. Беата была уже беременная, и из дома старалась не выходить. У нее и своих дел хватало. Жили они теперь в отдельном доме. К зиме многие переехали в отдельные дома, получив внушительное пособие от государства, как переселенцы, а также целый набор современных сельскохозяйственных инструментов и приспособлений для возделывания огорода. При этом продолжали кто работать у Кузнецова, кто служить в гарнизоне.