Спасти Ивановку

Парень тоже смотрел на нее. Вот ведь загадка, так легко сделать бабу своей, да хоть сейчас принудить можно. Но, получив отпор в первый раз, сколько он уже ее обхаживает. Есть в ней незримый стержень, видно, что не простая баба. Ведь так хочется, чтобы сама подошла, приголубила, обогрела своей безусловной любовью, пожалела, оценила. Увидеть огонь в ее глазах, понимание, на что он готов ради нее.

— Послушай, Матвей, ты не ошибся, ты действительно очень мне нравишься. Я никогда не встречала такого прекрасного и доброго человека, как ты…

Она хотела продолжить и сказать что-то вроде: «Но быть я с тобой не могу, у меня принципы, в чужую семью не влезу», но вдруг осеклась. Стоп, а ведь если жена Куцева сюда не приедет, стало быть, и сын их, Гордей, здесь никогда не появится. И не погибнет со своими малолетними внуками в тот страшный день в Ивановке.

Ирина Игоревна взглядом призвала мужчину сесть рядом с собой, и когда он мягко, но властно взял ее за руку, прильнула к нему всем телом, обхватила за голову и, забыв про все на свете, затрепетала под его поцелуями. Пусть остается, парень он не шибко горячий, но для здоровых отношений именно это и надо, а никакие не африканские страсти. Пусть сейчас организует нам баню, принесет медовухи, и пусть остается!

Беата в те часы, когда нагулявшийся народ расходился по домам с вечеринки, сидела дома у печки, закутанная в тёплый платок. Ее единственным развлечением была беспечная болтовня Соньки, которая любила по вечерам заходить в гости на чай с баранками. Так уж сложилось, что девушек в станице было крайне мало — учительницы держались сами по себе, а с теми, которые работали в больнице, пока что не складывалось отношения. И приходилось высокомерной Беате терпеть глупую, чересчур приземленную Соньку.

— Зима тут такая противная, совсем как в Сибири, — жаловалась Беата, — говорят, и длится так же долго. Теперь до самого апреля так и будем у печки сидеть, ни тепла не увидим, ни тёплого воздуха.

— Да что ж поделаешь, — со вздохом отвечала Сонька, — зима везде лютая. Это тебе ещё повезло, что ребёночек летом появится, а не в морозы. А я вот у родителей своих была самая старшая. Младших братьев и сестёр целых шесть человек. Сколько раз мне приходилось зимой в проруби стирать их пелёнки. Сижу, бывало, у проруби, в ледяной воде стираю, плачу, а рядом целый ворох лежит белья. Маленьким-то что, лежат себе на печке и пищат. Правда, и умирали часто. Вроде с утра пищит, а к вечеру, глядишь, помер. Почему, отчего, кто его знает.

— Жалко маленьких, — вздохнула Беата, — так много их помирает.

— Жалко, да что ж делать, Бог дал, Бог и взял. А если все начнут выживать, в деревнях домов не хватит. Какая же я счастливая, что в город попала к Алексею Григорьевичу, дай Бог ему здоровья, — Сонька перекрестилась. — Стирать мне и у него приходится, но хоть не в проруби.

И девчонка еще раз перекрестилась.

— А как там мой Вацлав, справляется с работой? — интересовалась Беата.

— Да уж справляется, — успокаивала Сонька, — казаки если что помогают, у них все равно сейчас мало своих дел. Территории охранять, да от кого их тут охранять, разве медведь какой забредет. А знаешь ли, к нам в дом такой казак заходит симпатичный, Роман Куранда.

Беата вспомнила этого парня, приятный такой, добродушный, интересный. Только стеснительный очень, особенно по отношению к девушкам.

— Так вот, — улыбаясь и понижая голос до шепота, продолжала Сонька, — мне кажется, он из-за меня так зачастил в дом Кузнецова, уж точно, я ему нравлюсь.

Беата непроизвольно усмехнулась. До чего наивными бывают девчонки.

— А он что же, знаки внимания тебе оказывает?

— Чего? — не поняла Сонька.

— Ну он тебе улыбается, или может, говорит что-нибудь приятное, или хочет пойти погулять с тобой?

— Нет, ничего такого нет, — пожала плечами Сонька, — да и стесняется он, поди. А что ты смеёшься, знаешь ли, парни тоже не подойдут к девушке, пока не будут уверены в положительном ответе. Придётся мне самой инициативу проявлять. Но я думаю, что нравлюсь ему. Он, знаешь, иногда как зыркнет на меня, а я сижу и думаю: ой, а что бы это значило? Ой, тебе вот повезло, замуж вышла, ребёночка ждёшь, муж тебя любит. Скажи, а как у вас это было, он сам первый начал, да, он тебя добивался?

Беата невольно вздохнула. Никто никого не добивался, просто жили рядом две семьи ссыльных непокорных поляков, и знали, что никогда с русскими не породнятся, и Вацлав с Беатой знали с малых лет, что быть им вместе, строить семью, иметь детей — чистокровных поляков. И ждать, ждать, чего ждать, может, чуда, может, невероятного счастья, которое когда-нибудь свалится откуда-то. Никаких чувств жених к ней никогда не проявлял, да и сейчас он холоден и твёрд, прямо как застывший скелет динозавра. Нет, ещё холоднее — как ледяные моря на Северном полюсе. Он и переспал-то с новоиспеченной супругой один раз, ни одного ласкового слова не сказав, с одной целью — зачать ребёнка и скорей избавиться от супружеский обязанностей.

Вслух она, конечно, сказала другое: