— Я в детстве была как куколка, хорошенькая, с большими глазами, румяными щечками. Вацлав меня в первый раз как увидел, так и влюбился сразу. То конфетку мне подарит, то яблоко, то цветочек. Все старался, чтобы мне приятное сделать. И сейчас на руках носит.
Сонька слушала, приоткрыв рот.
— У меня судьба сразу решена была, — продолжала Беата, — а у тебя вон выбор какой, смотри на казаков да выбирай подходящего… Слушай, скоро ведь Рождество. Давай гадание устроим на твоего суженого!
— Давай! — у Соньки аж глаза заблестели. — А какое, с зеркалами?
— Я лучше знаю. Есть такое старинное польское гадание, что не в зеркале, а наяву суженого увидишь. И непременно замуж выйдешь.
— Ты ворожить умеешь?
— Есть немного, — призналась Беата, — моя прабабка умела, и меня учила.
— Ну, давай, я согласна! А что делать-то надо?
— А делать вот что. Надо прийти в пустую избу и накрыть стол как для гостя дорогого. Только надо очень-очень много еды, а то гость осерчает, если не наестся до отвала.
— Так. За мной не заржавеет, уж наготовлю, как на целую роту!
— Как стол накроешь, очерти круг вокруг печи, а сама на печь залезай и шторки задвинь, только маленькую щелочку оставь. Ровно в полночь придет суженый, сядет за стол и начнет есть. А ты в щелочку его разглядывай, каков из себя.
— Ой, как интересно, — с восторгом прошептала Сонька. — Так это живой человек будет? Сколько надо сидеть за шторкой? Может, выйти к нему?
— Ты что, нет! Ни в коем случае! Ты же понимаешь, для чего круг чертится? Не человек это будет.
— А-а, — помрачнела девчонка, — страшновато так-то. Беата, а давай ты со мной пойдешь, ну пожалуйста, вдвоем не страшно!
— Вдвоем тоже страшно. Ну да ладно, схожу с тобой за компанию.
Скрипнула и с грохотом закрылась входная дверь.
— Вацлав пришёл, — Сонька поднялась, — пора мне, не буду вам мешать.
Беата вышла в просторные сени, проводить подругу и встретить мужа.
Вацлав уже снял тулуп и, не глядя ни на кого, сказал отрывисто:
— Я спать, — и ушёл в другую комнату.
Полночи Беата куталась в два одеяла и все равно ей было зябко в холодной кровати. А встать и подбросить дров в печь не хотелось. «Неужели всех такая жизнь ждёт после замужества?», — с тоской думала она, и было ей так обидно, что даже слез не было, одна злость, дикая гремучая, как змея, злость. Одно название, а не муж, даже спать вместе не соизволит!
Под утро, проклиная все на свете, девушка все же заставила себя вылезти из-под одеяла, последнего оплота тепла, её всю трясло от холода, просто зуб на зуб не попадал. Она открыла чугунную створку печи и закинула туда дров. Затем чиркнула спичкой, подожгла кусок газетой бумаги и развела огонь. Простояла перед открытой створкой, согревая руки. Постепенно вся комната стала согреваться, запахло уютом, домашним теплом. Настроение тоже из утреннего сонного стало превращаться в утреннее бодрое. И кто его знает, — неожиданно весело подумала Беата, — может, все ещё хорошо будет! Сонька вон надежды не теряет, и мне так же надо. Она умылась, причесалась, даже слегка подрумянила скулы.
В ночной рубашке и домашних сапожках, со свечой в руке, девушка последовала в комнату, где спал Вацлав. Что ж, — продолжала она уговаривать себя, — не хочет сам идти, значит, так и быть, пойду я к нему. Может, он ждёт от меня участия, а я, как чурбан, все молчу и молчу, жду, когда сам заговорит.
Она вошла в комнату. Вацлав крепко спал, по своему обыкновению, подложив под голову согнутый локоть.
Беата подняла свечу, ярко осветив всю комнату. На окнах висели атласные голубые занавески, которые собственноручно сшила глупая добрая Сонька ко дню свадьбы в подарок. В простенке громко тикали часы, подаренные купцом Кузнецовым. Сейчас они показывали пять утра. В углу на кресле валялась одежда, брошенная Вацлавом перед сном. В другом углу стояла его кровать. А у стены стоял громоздкий письменный стол, который смастерил Спиридон со своим другом Романом Куранда.
На столе, как обычно, царил творческий беспорядок, валялись карандаши всех цветов, краски, кисточки, и вода в стакане совсем грязная от бесконечных промываний кисточек. Надо бы прибраться, навести порядок…
Вацлав проснулся от истошного крика и стука стакана, упавшего на пол и разбившегося вдребезги.
— Что ты делаешь? — он щурился спросонья от пламени свечи.
Беата стояла у его стола и с остервенением разрывала в клочки его рисунки. Свеча выпала у нее из рук, и один из рисунков занялся пламенем. Вацлав вскочил, оттолкнул жену от стола, прижал горящий рисунок попавшейся под руку картонкой и взял свечу.
— Ты что делаешь, дура?
— Я дура? — едва не задохнулась от злости Беата. — Ты рисуешь портреты этой… учительницы, этой бесстыжей девки, и меня же ещё смеешь обзывать!
— Ты стол мне испортила, дыру прожгла, эх, а Спиридон от души его делал для меня!
Ни слова не говоря, Беата побежала на кухню и схватила первый попавшийся нож. Вацлав, помчавшийся за ней, выхватил нож, оттолкнул её в сторону.