Спасти космонавта

– Молодец, суть схватываешь, – похвалил Валерий Павлович. – Поэтому с тобой и разговариваю. Ну, так как насчёт будущего?

– Я не понял, что именно вы мне предлагаете. В КГБ, что ли?

– Нет, – поморщился полковник, – у нас разные есть. Дело вот в чём, Тагиров. Старая система власти нежизнеспособна, скоро сама развалится. Огромная страна окажется неуправляемой. Богатства будут под ногами валяться. И здесь выиграет тот, кто раньше сможет сколотить крепкую организацию единомышленников. Сейчас все мало-мальски соображающие люди мобилизуются, объединяются. Многие стихийно, конечно. На разной базе. Спортсмены – к спортсменам, менты – к ментам. У кооператоров свои игры, у комсомольцев. Скоро старт объявят, вот и побежим. Как у вас было в училище? Взводами, зачёт по последнему. Только проигравшим не двойки по физподготовке, а яма в лесу. А финишировавшим – не увольнение в город, а страна в пользование. Ну, и без крови не обойдётся, ясное дело.

Марат передёрнул плечами:

– Вот вы обычными словами говорите, а получается какая-то фантастическая жуть.

– Ага. Самая обычная фантастическая жуть. Она же – наше прошлое, настоящее и будущее. Пора прощаться с иллюзиями, лейтенант.

– И вы зовёте меня вступить в какую-то тайную организацию? Типа масонской?

Полковник рассмеялся:

– Какая великолепная каша у тебя в голове, лейтенант. Масоны – это величайшая фальсификация в истории человечества. Классический пример операции информационного прикрытия. Я знаком с настоящими масонами – милые, наивные люди. Освобождение человечества, свобода, равенство, братство и прочий бред. Запомни, юноша: люди – это те же животные. Равными быть не могут. Есть тупые бараны, и есть волки, которые баранов жрут.

– Ну как же, – растерянно пробормотал Марат, – а философия, литература, искусство? Вообще цивилизация?

– Это ради бога, всегда пожалуйста, – усмехнулся полковник, – достаточно взять власть, помахать кнутом и пряником перед носом у баранов – сразу набегут тысячи писателей, художников, журналистов и прочих философов. Будут нежно блеять, восторженно описывая глубоко гуманистическую природу власти. Или истинно божественную. Без разницы. Вчерашние до мозга костей коммунисты завтра станут либералами-западниками. А послезавтра – православными патриотами. Или наоборот.

– У меня ещё вопрос. Почему – я? – спросил Тагиров.

– Я могу, конечно, тебе соврать про хорошее личное дело, красивый диплом и так далее, – улыбнулся Валерий Павлович, – но золотых медалистов каждый год по всем военным училищам страны выпускаются десятки. А может, и сотни. А вот таких наглых, как ты, не признающих авторитеты, – единицы. Это же надо – не у ровесника жену увести, а у целого полковника! Ну и второе. Ты ненормально везучий. Достаточно вспомнить дело с поездом и заминированным номером. Таких лучше держать поближе к себе. Вдруг от твоей удачливости и нам что-нибудь перепадёт? Ха-ха-ха!

Марат молчал.

Полковник поглядел на него искоса, хмыкнул:

– Что, юноша, мозги кипят? Ну, подумай, перевари услышанное. Потом продолжим разговор. Пошли в лагерь.

Спускались с бархана, хрустя сапогами по песку и мелким камушкам. Прощаясь, полковник тихо сказал:

– Ты не торопись, лейтенант, размышляй. Дорога длинная будет, мы только в самом начале пути. Но уже и сейчас кое-что можем.

И замолчал, пытливо глядя на Тагирова. «Сейчас пугать начнёт. У нас длинные руки, то-сё», – понял Марат.

Выдержав паузу, Валерий Павлович закончил:

– Да, кое-что можем. Например, организовать перевод лейтенанта Тагирова к новому месту службы, в 12-й учебный центр.

– Это что ещё за центр? – не понял Марат.

– Есть один такой. Он же – седьмая отдельная мотострелковая бригада. Место дислокации – Куба.

* * *

Товарищ Басан звякнул наручниками. Поёрзал на жёстком стуле, набрал воздуха, завизжал:

– Вы что себе позволяете, товарищ Доржи?! Кто вам дал право задерживать работника аймачного комитета партии? Держать в камере десять часов, а? Где бумага от прокурора? Что вообще происходит?

Криком Басан пытался замаскировать собственный страх. Больше всего пугала неизвестность. Что знает капитан? Почему его не допрашивали весь день, не предъявили обвинения?

Доржи невозмутимо сидел за столом, просматривал какие-то бумаги. Открыл ящик стола, достал книгу, раскрыл, углубился в чтение.

Басан устал кричать, закашлялся. Очень хотелось курить, наручники невыносимо давили. Ночь уже на дворе, а ему и куска хлеба не дали за весь день. Доржи продолжал читать, перелистывая страницы, изредка потирая тонкий нос.

Басан подумал, вкрадчиво заговорил:

– Что же вы, товарищ капитан, молчите? Может, не знаете, чем оправдать убийство невинного водителя Тэрбиша? И мой незаконный арест? Да стоит мне позвонить в Улан-Батор – и всё, вам конец.

Не выдержал, снова перешёл на крик:

– Понял, ты? Конец тебе! Закопают, как дедушку твоего, контрреволюционную гадину!

Доржи поднялся, подошёл к Басану. Зашёл за спину. Партийный работник съёжился от ужаса. Подумал: «Зря я про дедушку».

Доржи повозился за спиной, звякая чем-то. Снял наручники. Басан испытал огромное облегчение, принялся растирать запястья.