Спасти огонь

Рассказав мне о своих приключениях, он вдруг спросил: «Что там такого, в этой тюрьме, что ты туда ездишь, как на работу?» Мне показалось, у меня на лице нарисован подробный маршрут моих поездок по Истапалапе и, хуже того, подробный путь, приведший меня сегодня в комнату для супружеских свиданий. «Мне интересны истории заключенных. Я даже думаю, они мне пригодятся для новых постановок», — я постаралась, чтобы это прозвучало как можно убедительнее. «Ни на кого там случайно не запала?» Одно из безусловных достоинств Клаудио заключалось в абсолютном отсутствии ревности и собственничества, но, видимо, сейчас я всем своим видом говорила: «Да, запала. Еще как запала, он сводит меня с ума, и я недавно занималась с ним любовью». Пытаясь сохранять спокойствие, я отпустила самое снисходительное замечание, которое только смогла придумать: «Ну, можешь сам съездить взглянуть на них. Они далеко не красавцы… — и вовремя заткнула себе рот, прежде чем сказать нечто глубоко уничижительное и пропитанное классовой дискриминацией: — …мелкие, чернявые и конченые». Подсознание, вскормленное социальными предрассудками, всегда готово нас предать. «Насколько я знаю, там сидит Мартин Молина, а уж его уродом не назовешь…» — заметил Клаудио. Я воззрилась на него в притворном удивлении: «Во-первых, ни разу его там не видела. Во-вторых, не люблю сериальных актеришек. В-третьих, конфетка леденистая'—не мой тип». — «А какой твой тип?» — коварно спросил Клаудио. «Ты — мой тип. И только ты». Он улыбнулся: «Вот это я и хотел услышать». Он отпил шампанского и придвинулся ко мне. Мысленно я повторяла: «Только бы не поцеловал, только бы не поцеловал, только бы не поцеловал…»

Сто подтягиваний, сто отжиманий, сто на пресс, сто приседаний и час бега вокруг футбольного поля. «Спарта—Афины», — учил отец. Мозг — мышцы. «Когда аргументы в разговоре закончатся, можно будет прибегнуть к физической силе». Хосе Куаутемок собирался тренироваться до конца жизни, невзирая на пожизненное заключение. Как эти долбаные львы, которые в зоопарке не перестают мотаться туда-сюда по милипиздрич-ной клетке. Зверь борется за то, чтобы остаться зверем.

Вместе с ядом любви Марина напоила его ядом побега. Побег из любви. Наихудший вариант для простого смертного под круглосуточной охраной в тюряге с шестиметровыми внешними стенами, увенчанными колючей проволокой, с собаками, натасканными на беглых, и снайперами на вышках. Змеиный яд вперемешку со скорпионьим и с цианидом.

Вот для этого и нужно качаться. Ему хватит сил забраться вверх по стенам, хватит сил разодрать колючую проволоку, хватит сил вывихнуть челюсти собакам, хватит сил петлять на бегу, чтобы снайперы не достали. Бежать, бежать, чтобы спать рядом с ней, просыпаться рядом с ней, заниматься любовью с ней одной.

Он начал писать еще яростнее, стараться еще сильнее, чтобы произвести на нее впечатление. Мнение Хулиана и остальных заключенных его вообще не волновало, а вот ее мнение — еще как. Они договорились увидеться тет-а-тет в день посещений. Она поклялась, что придет, но он все равно не очень-то верил. Отважится ли она одна пересечь минное поле Истапалапы? Нет, вряд ли. Марина не похожа на Красную Шапочку, готовую очертя голову пуститься по лесу навстречу волку. Разумные женщины так не поступают, а Марина вроде бы очень разумная. Точно ведь скоро сообщение напишет: «Извини, у меня не получилось». Лучше уж сразу привыкнуть к этой мысли. Хосе Куаутемок занялся своими делами.

Он сидел и писал, и тут по его душу пришел надзиратель. Он ненавидел, когда такое случалось. Не так-то просто настроиться, а когда настроишься, вечно припрется какой-нибудь урод и отвлечет. «Ты зачем ангелочка с небес позвал, а сам к нему не пошел?» — спросил надзиратель. Он о чем вообще? Тот, увидев, что Хосе Куаутемок не въезжает, улыбнулся: «Принцесса твоя тебя дожидается. Бегом давай, а то фея другого принца ей найдет».

Марина пришла. Да, да, да! В четыре скачка он спустился по лестнице и, как тягач без тормозов, полетел к зоне посещений. На пороге остановился отдышаться. Не надо, чтобы она увидела, как он скачет, будто щенок, которого вывели погулять. Он разглядел ее издалека. Она сидела и рассеянно смотрела в одну точку: кетцаль среди воронья. Он медленно пошел к ней. Ему хотелось подкрасться незаметно, увидеть, как она удивится и воскликнет: «Ты пришел!» Он улыбался на ходу. А как не улыбаться, если его ждет не кто-нибудь, а она? Но вскоре блаженная улыбка сползла с его лица. Он забыл главное тюремное правило: бди, всегда бди. Быть начеку, изучать местность, анализировать. Окинул взглядом помещение: что за народ, кто к кому пришел, где сидят, в каком ряду столов. «Бди, — повторил он себе, — всегда бди».

Марина срывающимся голосом сказала: «Привет». Хосе Куаутемок заметил, как у нее дрожат руки. Сел рядом с ней. Теперь уже у него затряслись руки. Оба дико нервничали. «С тобой все хорошо?» — спросил он. Она кивнула. У Марины дрожала губа и пульсировала вена на шее. Нет, ее все-таки сильнее кроет, гораздо сильнее.