Понемногу отпустило. Она полюбопытствовала, что это за толстяк и с ним женщина в длинной юбке за дальним столом.
Он поведал ей отвратительную историю Хряка и его супружницы Росалинды дель Росаль. Она засмеялась, услышав это имя. «Я точно знаю, что ее так и зовут», — сказал он. Росалинда дель Росаль: прекрасная роза из розария. Красивое многозна чительное
имя дали родители, не подозревая, какая зловещая судьба ждет их кровиночку.Хосе Куаутемок думал, они ограничатся смол-током. Минут десять и вправду поболтали: ну и погода! долго добиралась? на входе сильно допекали? — и прочие глубокомысленные реплики. А потом она схватила его обеими руками за лицо и поцеловала. И не то что чмокнула. Ничего подобного. Настоящим поцелуем. Поцелуищем. За пару секунд они друг на друга настроились Губы у нее были пухлые, классные. И не
мясистые, и не тонкие. И такое чувство, будто она льдинку сосала прямо перед этим. Дыхание легкое, свежее. Как в кедровой роще очутился. Волосы пахнут кедром. Затылок — кедром.Они целовались и целовались. Один поцелуй взывал к другому,
а тот — к новым, и новым, и новым. Он, такой из себя крутой, такой мужик — и так растаял от этих поцелуев. Затерялся в кедровой роще ее поцелуев. Они, эти поцелуи, заглушили весь шум, весь бетон, всю ржавчину, все крики, все отчаяние, всю смерть, весь морок. И так он был занят поцелуями, что не заметил двух субчиков, следивших за ним издалека. Мясной и Морковка поняли, как далеко в этот момент витают Хосе Куаутемок и его телка. Легче легкого всадить им, пока они сосутся, как в женских романах. Но еще рано. Время еще придет.
Сеферино, твое прошлое захлопнулось, как только над тобой закрылась крышка гроба. Пришлось основательно потрудиться, чтобы узнать, какие родники питали твою сверхъестественную силу. Я начал просматривать ящики твоего стола, документы, вещи. Меня удивило, какой у тебя царил безупречный порядок.
Запонки разложены ровными рядами. Галстуки распределены по цветам. Начищенные до блеска ботинки выставлены шеренгой. Кабинет — сама опрятность. Ничего лишнего. После твоей смерти мы всё оставили, как при тебе. На столе пишущая машинка и перьевая ручка с чернильницей (ты любил щеголять безупречным почерком). На соседнем столе — толковый словарь Марии Молинер, все тома этимологического словаря Жоана Короминаса и словарь синонимов Фернандо Коррипио (я ими потом много пользовался). На стене фотография нас пятерых, сделанная в студии маэстро Серхио Ясбека, и портрет твоих родителей
в Пуэбле, в каком-то парке. В застекленном шкафу — лаковая шкатулка из местечка Олинала в штате Герреро, але-брихе из Оахаки, отделанный бисером череп койота — работа мастеров отоми — и керамическое блюдо, расписанное твоим дядей.