Мама всегда торопилась. Быстро уходила и еще быстрее возвращалась, чтобы ты не настиг ее где-нибудь на улице. Я задавался вопросом: не успела ли она в этих стремительных вылазках изменить тебе? Вынужденная вечно опасаться твоих засад, она, должно быть, основательно развила навыки ускользания. Она прекрасно знала твой вспыльчивый характер и понимала, что ты, узнай об измене, свободно мог убить и ее, и любовника. Могла ли она пойти на риск?
Я взялся шарить по ее ящикам с еще большим нетерпением, чем по твоим. Нашел только письма от родителей и открытки от испанской родни. Любовником или даже просто тайным поклонником и не пахло. Я был убежден, что под ее покорностью таились жаркие страсти, не хуже, чем у Анны Карениной. Но, сколько ни рылся, в ящиках больше ничего не нашлось.
Однажды я в шутку спросил у одной сотрудницы в офисе: «Где женщины прячут письма от любовников?» Она посмотрела на меня и улыбнулась. По улыбке этой замужней дамы я понял, что она изменяет или изменяла мужу. «В коробках из-под обуви. У нас их столько, что ни один мужчина не сумеет подступиться». У мамы были десятки обувных коробок (видимо, ты компенсировал свое скотское отношение, заваливая ее туфлями. Вы двое прямо-таки идеально вписывались в стереотип. Прекрасный способ смыть вину, что и говорить). Итак, я начал обыскивать мамину гардеробную. На успех не слишком надеялся. Но моя подруга была права: внутри очередного сапога лежал носок, а в него оказались завернуты шесть любовных писем.
Снова унижения на входе в тюрьму перед супружеским свиданием. Неоправданные досмотры, вымогательство, провокации. По-видимому, стратегия, чтобы вынудить меня арендовать люкс в отеле «Уэстин». Заплатить было бы проще всего, но я решила не уступать. Они меня не сломят — могут сколько угодно угрожать осмотром вагины на наличие наркотиков или шантажировать видео с камер наблюдения, запечатлевших мою измену. Все это — понты с целью запугивания. Я наивно полагала, что, видя мою несгибаемость, на третий или четвертый раз они утомятся и оставят меня в покое. Но я ошибалась. В тюрьмах никогда не перестают запугивать — наоборот, не жалеют на это новых сил.
Я полтора часа проходила кордоны безопасности. Отпечатки пальцев, фотографирование, ожидание в серых офисах, забитых пыльными бумагами, презрительные взгляды, сальные замечания, насмешки. Девочка из хорошей семьи строит из себя прожженную, но они попрожженнее меня будут. Они стремились переполнить чашу моего терпения, измывались как могли. У меня на лбу было написано «деньги», и они не собирались отступаться, покуда не выдоят меня. Наконец меня провели в комнатку для свиданий — нарочно самыми мерзкими путями. Десятки заключенных пожирали меня глазами. Я решительно шагала вперед, стараясь не обращать внимания на вульгарные выкрики и попытки меня облапать. Надзиратели не считали нужным скрывать, что меня мучают специально: «Эх, беляночка. Вот что бывает, когда не идешь навстречу».