Спасти «Скифа»

– Не выпендривайся, капитан… Мы все устали, – вопрос Виноградов откровенно игнорировал, хотя постановка его генералу заметно не нравилась, с такими настроениями на задание не уходят. – То, что буду говорить, в мозги себе вбей крепко, без этих подсказок вам Скифа не отыскать. Да, кто с тобой пойдет хоть кроме Гайдука? Ты ж решил уже, правильно, Миша?

8

На аэродром, встречать важную персону, откомандированную Берлином, гауптштурмфюрер Гюнтер Хойке, как и полагалось, прикатил лично.

Приветствие выкрикнул слишком уж громко, и Кнут Брюгген уже в следующий момент заметил: здесь вообще все слишком. Включая слишком уж сильный для нештатной ситуации запах алкоголя, исходящий от начальника гестапо. А также – слишком уж демонстративная попытка держаться бодро и уверенно, показывая – все под контролем, нужен только руководитель, готовый взять на себя ответственность за происходящее.

Штурмбаннфюрер Брюгген не был ханжой и тем более – моралистом. Трудно быть моралистом, работая в гестапо. Но он принадлежал к той редкой породе полицейских, которые не считали алкоголь средством решения проблем, особенно – в сложное военное время. Выпить можно и даже нужно на радостях, когда отмечается успешное завершение сложного дела. Кнут и сам не раз так делал, продолжая праздник в одном из проверенных борделей, куда господам немецким офицерам можно ходить, не боясь скрытых фотокамер и нашпигованных микрофонами стен. А когда происходит нечто, требующее максимальной концентрации и дисциплины, пьянство, даже для снятия напряжения, Брюгген не допускал и не воспринимал.

Однако делать замечания Хойке он, вопреки обыкновению, не собирался. Тем более, что это ничего не изменит. Гауптштурмфюрер на время операции поступил в полное его распоряжение вместе с личным составом, на что есть соответствующий приказ из Берлина, и Кнут надеялся – начальник местного гестапо сам все поймет. А не справится, не захочет понимать – отправится на фронт, у Брюггенна есть полномочия отдавать и такие приказы. Тем более, что до фронта не так уж далеко, меньше ста километров, обстановка такова, что под пули большевиков нужно бросать как можно больше солдат рейха, и когда есть приказ удержать рубеж любой ценой, за ценой фюрер как раз приказал не стоять.

Еще утром штурмбаннфюрер был в Ковеле: там удалось крепко прихватить подпольную группу, но когда Брюгген собрался лично руководить операцией по ее захвату и уничтожению, пришел приказ: срочно вылетать в Харьков, специальный самолет будет готов через три часа. Предпочитая не заниматься охотой лично, только комбинировать, давать указания и дергать за ниточки, Генрих все-таки любил в финале участвовать, чтобы своими глазами видеть результат приложения собственных умственных усилий. Именно незаурядный аналитический ум помог Кнуту Брюггену удержаться в тайной полиции: для такой службы он был не пригоден, как и для любой другой воинской службы: левая нога от рождения оказалась на два сантиметра короче правой. И, даже нося специальную обувь, Брюгген заметно прихрамывал.

Вообще со стороны он всегда выглядел неловким и неуклюжим увальнем. В школе его постоянно дразнили мальчишки, а когда достиг определенного возраста, понял – на успех у фройлен тоже можно не особо рассчитывать. Именно тогда Кнут пристрастился к проституткам, которых меньше всего интересовал физический недостаток клиента. Семья жила бедно, отец вернулся с фронта Первой мировой инвалидом, у него почти не действовала правая рука. К тому же, навсегда простудившись в окопах, Брюгген-старший при разговоре все время хрипло кашлял. Он получал нищенсткое пособие, устроился ночным сторожем и все свое время посвящал дрессировке сторожевого пса.

Врожденное увечье усиливало и без того гнусное ощущения собственной бедности и ничтожности. Но это же научило Кнута отчаянно драться. Позже, когда парень понял, что злость не мешает быть чаще битым, чем бить самому, он стал больше полагаться на хитрость, устраивая обидчикам провокации и загоняя их в ловушки.

Он уже не помнит, когда первый раз обратил на себя внимание полиции. Но после 1933 года юноша щеголял в новеньком гестаповском мундире и охотно объявлял врагами рейха своих школьных обидчиков, которых накопилось ох, как много. Теперь те, кто не хотел в концлагерь за убеждения, которых никогда и не было, охотно сотрудничал с Брюггеном, стараясь навсегда стереть из памяти школьное прозвище этого жутковатого человека – Кривоногий.

Потому штурмбаннфюреру как опытному сыщику ни сейчас, ни при других обстоятельствах не хотелось тратить время, нервы и эмоции на оценку общего положения дел на очередной вверенной ему территории. Да, фронт близко. Да, в Харькове соответствующая атмосфера. Однако это не значит, что розыскная машина должна давать сбои. Она ценна для рейха искренней и фанатичной верой в победу великой Германии при любых обстоятельствах. Даже если вдруг танки красных войдут в Берлин.