В деревенской юности они долгими зимними вечерами мечтали о жизни в городе, шумном, многолюдном, залитом светом, заполненном счастливыми людьми. Иван верил, что столица нуждается в таких, как он, самоотверженных патриотах, стремящихся изучить и сохранить самобытную историю и культуру родной страны. Он собирал местный фольклор и верил в особую историю своего края. Но национальная историческая символика попала под запрет якобы по воле народа.
Интерес к национальной истории стал уделом редких энтузиастов. Хотя статьи Ивана появлялись в разных научных вестниках, он так и числился двадцать лет рядовым научным сотрудником.
Петрович заметил, как за последние годы увял и потускнел друг детства. Глубокие залысины, потухший взгляд. Они были ровесниками, но Петрович выглядел намного моложе и здоровее, благодаря устойчивому деревенскому румянцу и сохранившейся, хоть и с густой проседью, шевелюре.
В небольшой квартирке Ивана, заставленной стеллажами с книгами, всегда было тихо. Телевизора не было, Иван жил в прошлом.
Настоящее не радовало. В сотрудниках академии начальство ценило «памяркоўнасць», безропотность, непритязательность. «Чтобы остаться в науке, мне пришлось спрятать совесть в желудок, – как-то сказал Иван.– Есть мне хочется всегда, а бороться за истину на голодный желудок ох! как непросто. Те, кто оказался честней меня, ушли сами или были уволены.
И в науке остались бездарности и приспособленцы, теперь главная добродетель ученого – гнуснейшее чинопочитание».
Петрович слушал горькие рассуждения старого друга и понимал, что он воспринимает абсурд современных реалий менее остро. Просторы родных мест давали пусть и иллюзию свободы, хотя бы душевной. В отличие от горожанина ему не так страшно за свое «завтра»: в погребе лежит картошка, в кладовке связки сушеных грибов и рыбы.
Часть 5
По ту сторону баррикад
Всю ночь Петрович с с трепетом первооткрывателя читал воспоминаниями французских солдат.
Его знания об Отечественной войне 1812 года ограничивались школьной программой. Героизм русского народа, мудрость Кутузова, величайшее Бородинском сражении, мужество Багратиона, пожар Москвы, партизан Денис Давыдов. Но персонажи на страницах учебника были лишены живых, убедительных черт.
Но вторая действующая сторона этих событий – французская – осталась в тени полностью.
Наполеон – всего лишь силуэт, узнаваемый по скрещенным на груди рукам.
А все его огромное войско – безликая масса.
А ведь это были судьбы полумиллиона человек – их страдания, радости, надежды, мысли и чувства. И почти все они канули в небытие, став пищей для самого ненасытного из зол – войны.
И теперь он услышал их голоса.
В воспоминаниях своих соратников Наполеона предстал не демоническим вершителем судеб мира, гениальным стратегом, с неизменно горящим взглядом, не ведающим никаких сомнений. А обычным человеком, капризным, изнеженным, заботливо кутавшим свое упитанное тело в теплую шубу и русскую шапку – ушанку. В учебниках не увидишь портрета императора, укутанного как малолетний ребенок, с завязанным вокруг полных щек шарфом.
Сценарий войны развивался для него неожиданно, и из самоуверенного, неспособного на сомнения вершителя судеб он за несколько месяцев превратился в озлобленного и тщательно скрывающего свою растерянность неудачника.
Как любой диктатор, он беззастенчиво лгал своим соотечественникам, скрывая невыгодную для себя правду, и, не колеблясь, приносил в жертву своим амбициям и ошибкам сотни тысяч человеческих жизней.
И без зазрения совести принимал жертвы от преданных ему людей. Во время отступления солдаты умирали от холода в белорусских лесах, отдав своему императору дрова, добытые для своего костра, у которого они могли бы выжить.
Неприязненное отношение к Наполеону сменилось в душе Петровича пренебрежительным призрением. Великий человек в своих слабостях оказался банален, как простой смертный.
Кутузов в отличие от Наполеона не имел возможности поступать по своей воле. Он, например, понимал, что «величайшее» сражение у Бородино – совершенно бессмысленным мероприятием с точки зрения военной стратегии. Он знал, что русская армия не сможет остановить в открытом бою хорошо обученное войско, возглавляемое гениальным стратегом.
Отдавая распоряжение о выборе места боя, Кутузов знал, что русским придется отдать столицу врагу. Понимал, что разумнее было бы придерживаться тактики, выбранной с начала войны – ускользать от французов, избегая прямых сражений, которых Наполеон так жаждал, не сомневаясь и вполне справедливо, в своем превосходстве.
Но отдать «священную столицу России» без боя Кутузов не имел права. Постоянным отступлением русской армии были недовольны и офицеры, и солдаты. И главное, император Александр Первый. И еще больше этим был недоволен противник.
Наполеон был уверен, что легко разгромит русских и получит возможность требовать мира на своих условиях.
И Кутузов вынужден был принести в жертву общественного мнения, говоря современным языком, свой имидж. И старый царедворец пошел на эту жертву.