На первый взгляд чисто. Нет ни припаркованных неподалеку машин, ни зашторенных торговых ларьков. Не метет панель трудолюбивый дворник, не трутся на одном и том же месте алкаши, не гуляют взад-вперед женщины с колясками. Никто не выгуливает собак. Обычный даже не поток, а ручеек прохожих, растекающихся от метро по району.
На всякий случай я прикинул, как бы сам расставил наблюдение.
«Так… Старший с рацией наблюдает за ящиком издали. Да вот примерно отсюда, из этого же магазина. – Неожиданная мысль продрала ознобом по позвоночнику. Я вернул книгу и неторопливо перешел в следующий отдел, попутно изучая находящихся в зале. – Нет, плохая идея. Ему ж по рации надо давать команды, а как отсюда, из людного места? Нет. Так, значит, где-то здесь, на этой стороне проспекта – старший… А на той стороне метрах в ста от ящика закрытый пост наблюдения с хорошим фотоаппаратом. Плюс где-нибудь неподалеку, вне зоны видимости трется оперативник, готовый по команде выйти навстречу уходящему объекту и отснять его. Впрочем, один фиг, я ни пост, ни оперативника при такой расстановке не вычислю».
Я наконец выбрал себе книгу кричаще-красного цвета с хорошо узнаваемым портретом на обложке и двинулся к кассе платить рубль.
«С другой стороны, они не могут иметь никакой иной задачи, кроме фотосъемки. Не будут же они хватать всех людей, опускающих в ящики письма! Слух по городу быстро пойдет. Нет, только наблюдение и оперативная фотосъемка. А значит, моя задача – не дать им получить пригодные для опознания снимки. Если, конечно, точка под контролем, в чем я сильно сомневаюсь… И погода мне благоприятствует».
В предбаннике магазина я немного поработал с одеждой: развязал и опустил уши у шапки, подтянул повыше колючий шарф, по максимуму прикрывая нос и скулы, приподнял воротник. Надел перчатки и нащупал во внутреннем кармане письмо. Ну с богом, через переход.
На подходе к гастроному по-прежнему не было ничего подозрительного. Ну если не считать хорошего уличного освещения. Приближаясь к цели, зафиксировал в памяти всех идущих мне навстречу, вплоть до пешеходов у дальнего светофора.
Не торопясь, но и не излишне вальяжно я на ходу просунул письмо в ящик, не забыв при этом выдохнуть облачко пара погуще, и продолжил движение.
«Шторка плавно двигается, хороший признак. Я бы ее, если бы ставил здесь пост, подзаклинил немного, чтобы вбрасывающий письмо подольше повозился». По спине, игнорируя эти радостные мысли, пробежала струйка пота и впиталась в трусы где-то над ягодицами.
Мотивированно, ибо метет в глаза, наклонил лицо к земле и исподлобья проконтролировал идущих навстречу. Появился ли за последние секунды в потоке пешеходов кто-то новенький? Тетка с апельсинами в авоське, была. Раз. Еще тетка с коричневой кошелкой, была, два. Женщина с песцовым воротником, три. Две девчушки. Отлично, все старенькие!
Я начал было проверяться на наличие поста, ища глазами зеркала, как из-за дальнего угла дома выпорхнула, повернув в мою сторону, девушка.
– Черт, – глухо прошипел я сквозь плотно сжатые челюсти.
Серая пуховая шапочка с длинными-предлинными, по пояс, ушами. Неприметное драповое пальтишко, приталенный силуэт. Коричневые сапожки до середины икр. Темно-бордовые колготки. И сумочка на плече, а на ней рука!
И вот хрен с такого расстояния, особенно в потемках, заметишь, есть у этой сумочки апертура или нет.
Я мгновенно взмок, вспоминая характеристики спецтехники. В голову сразу пришел худший вариант: «Имбирь». Шестнадцать кадров в секунду, дистанция съемки от пяти до двадцати метров.
Нет, сумка маловата, не влезет. «Заря»? Тоже нет, тяжелая камера, на четыре с лишним килограмма. Была б видна тяжесть в сумке.
Девушка неторопливо приближалась, беззаботно поглядывая куда-то в сторону, через дорогу. Между нами осталось метров двадцать.
Если не кино-, а фотокамера? «Аякс», «Найлон» или новенькая «Зола»?
Голова налилась свинцом, и сквозь него с натугой всплыло: «Оптимальная дистанция съемки – от трех до десяти метров».
Или это я и моя паранойя?
Словно отвечая на вопрос, рука девушки чуть двинулась, доворачивая переднюю поверхность сумки точно в мою сторону, а сама незнакомка посмотрела сквозь меня расфокусированным взглядом.
«Твою бога душу мать!» – взвыл я мысленно.
В висках тугим набатом ударил пульс.
Так, наверное, почувствовал себя профессор Плейшнер, когда понял, какую подлую шутку сыграл с ним пьяный воздух свободы.
Еще не пришло осознание последствий, а сердце уже пропустило удар, как будто под ногами проломился стеклянный мост.
Ты еще не начал падать, но уже подробно изучил насмешливо щерящиеся внизу глыбы.
Тело еще не познало их твердь, а уже пришла боль.
Я еще сильнее наклонил голову и сделал два быстрых размашистых шага навстречу. Сильный толчок, и я, широко раскинув руки, заскользил по ледяной катушке. Девушка дернула сумочкой, но было уже поздно: я проехал мимо, вполоборота от нее, при этом зажатая в левой руке книга удачно прикрывала лицо.