Спасти СССР. Манифестация

— Понимаю, — усмехнулся папа и двинулся в прихожую. — Мать, ты там долго копаться будешь? Опоздаем.

Я развернул одеяло, заботливо обернутое вокруг сковороды. Поднял горячую крышку — под ней обнаружились макароны и полоски колбасы, залитые взбитыми яйцами.

"Да", — подумал я, прислушиваясь к легкому шуму, что производили в прихожей одевающиеся родители, — "повезло мне, повезло. Только этого мало".

Тот же день, чуть позже

Ленинград, Измайловский пр.

— Ваню-то? Сейчас… — проскрипел в трубке знакомый уже голос соседки Гагарина.

Я протер затуманившееся от моего дыхания стекло и подмигнул Мелкой, что сторожила наши портфели в паре метров от таксофона. Ее лицо озарила ответная улыбка, ясная и светлая — так могут улыбаться только дети, еще не стесняющиеся движений своей чистой души.

В телефонной трубке, что холодила мое ухо, царило молчание, лишь изредка прерываемое далекими, словно идущими из космоса, шорохами и тресками. Я стоял, улыбался сквозь мокрое стекло той же дурацкой открытой улыбкой, и пытался понять, отчего мне сейчас так хорошо в этой промерзшей и прокуренной будке?

Нет, понятно, что мы любим тех, кому бескорыстно помогли, и, часто, сильнее, чем они нас. Но явно было что-то сверх того, и хотелось понять — что.

"Зримость", — предположил я, перекладывая увесистую черную трубку к другому уху, — "не почти абстрактные, загоризонтные для меня неторопливые движения геополитических плит, а зримый, осязаемый прямо сейчас мой личный результат. И, хоть траектория дрейфа тех самых плит от этого не изменится, но все равно это очень правильный, греющий сердце поворот Истории".

На этом я с удовлетворением подвел черту: рыть дальше и глубже могло оказаться себе дороже — мало ли, что еще там накопаю в себе? Пусть она будет солнечным зайчиком, что удерживает меня на свету. Слишком часто мне приходится балансировать на грани и, порой, соскальзывать и в кровь и грязь. Пусть будет якорем. Только бы не утопить ее вместе с собой…

Приложил ладонь к опять запотевшему стеклу. Отнял — осталась пятерня, по размеру уже почти взрослая. Снаружи на отпечаток тут же прильнула, примериваясь, девичья кисть. Мелкая изобразила на лице гримаску шутливого огорчения — ее ладошка была явно меньше.

Я вывел поверх ее ладошки сердечко, а потом, одумавшись, быстро его смахнул. Но ей того хватило — рука отдернулась, а улыбка стала чуть смущенной. Потом она негромко засмеялась — не то над собой, не то надо мной. Или, может быть, над нами вместе… Смех ее сразу сделал случившееся простым и естественным: ну, пошутили школьники, бывает.

Да, с ней было легко. Мои слова она воспринимала как данность. Надо позвонить не из квартиры, а с уличного автомата? Значит — надо. В школе лучше вести себя по-старому? Хорошо.

Это было непривычно, и, даже, чуть тревожно — не слишком ли Мелкая вжилась в роль ведомой?

"Над этим надо будет поработать, когда оттает", — решил я.

Но пока в том был сплошной плюс: надо мной не висело дамокловым мечом неистребимое девичье любопытство. В моей ситуации это дорогого стоит.

Трубка, наконец, откликнулась заспанным Ваниным голосом.

— Ваня? С добреньким утречком тебя, — негромко поприветствовал его я: — Ну, нашел что с квартирой? Ага… Ага… Понятно… Ладно, ищи дальше. Тогда до встречи на Техноложке, как договорились. Пока.

Я вернул трубку на крюк и вывалился на свежий воздух.

— Пока ничего приличного, — сообщил Мелкой, — может быть к вечеру что-то появится. Я после школы отъеду, узнаю. Не волнуйся, найдем за пару дней.

Она кивнула и покосилась куда-то вбок.

— Эй, — я чуть подтолкнул ее локтем, — да не собираюсь я тебя сплавлять. Буду частым гостем, еще надоесть успею. А вот кстати… Надо что-то решать с готовкой. Не бутербродами же тебе питаться.

— Я умею, — она торопливо вскинула на меня глаза, — и первое, и второе. Меня мама учила. Пловы, лагман, шурпу… Ну, и нашу русскую кухню тоже немного.

Я посмотрел на Мелкую весьма заинтересованным взглядом, и ресницы ее смущенно задрожали.

— Отлично, — с чувством выдохнул я, — я буду очень частым, надоедливым гостем.

— Не гостем, — поправила она меня, покачав головой.

На дне ее глаз потревоженной птицей метнулась какая-то мысль. Я невольно схватил ее и рассмотрел, а затем, совершенно неожиданно для себя, смутился и сам. Пару секунд в голове у меня толкались несвязные мысли, потом я, ломая проступающее напряжение, провозгласил:

— Плов… Как много в этом звуке. Надо будет новоселье устроить, как думаешь? Казан прикупить…

Мелкая моментально переключилась и принялась верстать планы. Я, недовольный сам собой, осторожно перевел дух: и придет же такое в голову…

На подходе к школе мы стали обрастать попутчиками. Сначала, на повороте с Измайловского, меня прихватила под руку Кузя. Пристроила свои шаги к моим, покосилась с легким удивлением на идущую рядом Мелкую и многозначительно произнесла:

— Рискуешь.