Спасти СССР. Манифестация

"Странно", — думал я, сбегая по лестнице, — "очень странно. По идее, на городском этапе задачи должны быть сложнее, чем на районной, а они дались мне легче. Результат тренировки? Хорошо бы. Но через две недели все равно придется попотеть: устный тур! Первый предметный разговор с математиками", — и я заранее взопрел, ощутив себя презренным самозванцем, что покусился на святое, — "а ведь могут и валить начать… Явился неизвестно кто непонятно откуда, и теперь из команды надо выкинуть хорошо известного участника. Готовься, Дюха…"

Лестница в очередной раз извернулась, подстелив мне под ноги последний свой пролет. Ниже открылся малолюдный факультетский вестибюль с высокими окнами-арками и темным сводчатым спуском в подвал.

Спустя пару минут, удовлетворенно насвистывая тему из "Крестного отца", я уже поднимался из гардероба. В вестибюле все было по-старому: тот же неяркий уличный свет сочился сквозь окна, и маялись в ожидании своих чад все те же мамаши. Появилось лишь одно новшество — характерный полупрофиль у подоконника напротив.

"Фолк!" — узнавание пришло тугим нокаутирующим ударом, — "Синтиция Фолк!"

Я замер на ступени с приподнятой ногой. Негромкий мой свист прервался на полуноте. Каким-то чудом это не привлекло внимания оперативницы ЦРУ.

"А ведь могло бы", — запаниковал я, медленно-медленно отступая вниз, в полутьму.

Спустившись на три ступени вниз, я смог уже более спокойно рассмотреть свою оппонентку. Синтиция стояла, словно сеттер в стойке: вроде и неподвижно, но при этом вся будто утробно вибрируя от переполняющей ее охотничьей страсти. Пристальный взгляд ее был прикован к лестнице, что вела наверх, к аудиториям. Казалось, оперативница даже не моргала. Правая рука женщины покоилась в кармане пальто.

"Готова к оперативной съемке", — предположил я, — "объектив, наверное, в пуговице. Но твою ж мать! Откуда? Как?! И, главное, стояла ли она здесь, когда я спускался по лестнице?"

Я зажмурился, припоминая события трехминутной давности.

"Нет, не было…" — решил в итоге, — "в туалет, что ли, отходила? Или пришла строго за час до окончания тура? Тогда меня спасла скорость решения задач…"

На цыпочках, чуть дыша, словно это как-то могло теперь мне помочь, я ускользнул в подвал и забился поглубже в гардероб, укрывшись за вешалками с пальто.

"Буду ждать основной массы и выходить с ними", — решил, глядя на часы.

Я с силой сжал ладонями виски, словно пытаясь удержать грохочущие в голове мысли:

"Как?! Ну, вот как они все время выходят на меня?! КГБ с иероглифами, подкат "губастого" к Гагарину, проныра Фолк… Это не может быть случайностью — я где-то прокалываюсь. Но, мать его, где?!"

Я тупо уставился в кирпичную кладку над головой.

"Не по-ни-маю"… — я помотал головой, пытаясь прийти в себя, — "ничегошеньки не понимаю. Ну, ладно… Предположим, с иероглифами — это КГБ получил утечку из Лэнгли. Может такое быть. Есть там наши сейчас… Предположим, иначе вообще не сходится. "Губастый" и Гагарин — интерес к ракетам. Слабое предположение, но допустим. Но Фолк на городской олимпиаде по математике!! Откель?! Я что, уже давно "под колпаком" у Комитета, и мои характеристики утекли в ЦРУ? Но тогда бы ко мне ЦРУшников на пушечный выстрел не подпустили. Как тогда!? Как Фолк смогла здесь оказаться?".

Я обессилено откинулся к прохладной стене. Хотелось постучаться об нее лбом — эта логическая задача оказалась мне не по зубам. Я не мог понять, как, исходя из имеющихся у спецслужб данных, можно было так близко ко мне подобраться. Это меня и бесило, и пугало.

"А КГБ… Сколько я ни проверялся — наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит… Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: "можно упустить, лишь бы не дать себя заметить". Да может быть весь мой район уже утыкан камерами наблюдения…"

Я протяжно выдохнул и помотал головой.

"Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, "под колпаком" я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят — то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и неважно под каким соусом — то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь — просто ультимативно надо. Это будет момент истины".

После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут ранее на последней задаче. Я потрясенно покачал головой — как же все не просто с этой моей миссией. Моя ли в том вина, вот в чем вопрос…

Понедельник 13 марта 1978, ранее утро

Ленинград, Измайловский проспект.

Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься и не поймать ее — развеивается, расходится в прозрачном утреннем свете и вот уж нет ее. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: изреченный сон становится бредом, нелепым и постыдным.