Спасти СССР. Манифестация

Он заелозил на стуле, на лбу у него проступила мелкая испарина.

— Это ты у нас птичка-невеличка, — начал я загонять Ваню в нужный мне угол, — и порхаешь в одиночку, а серьезные люди работают командами. А в Комитете у нас серьезные люди, поверь. Так вот, эти команды конкурируют, и, порой, очень остро. Моего батю последние месяцы выбивают из его команды. Его уже один раз подставили, и вот он здесь, а не в Москве. Теперь хотят окончательно добить, и ты, из-за своего длинного языка, оказался для этого подходящим инструментом. Понимаешь, — резко наклонился я вперед, — они хотят взять тебя за зад и получить компромат на меня. Рассчитывают, что батя кинется меня защищать и капитально тем подставится. Все! Им — ордена, тебе — длинный срок, мне — армия после школы, батю в отставку…

От Васи пошли едкие флюиды страха.

— За что срок-то? За что ордена? — сбивчиво забормотал он, пуча глаза.

— А это действительно интересно, — согласился я. — Представляешь, ты был прав: тот губастый — действительно западник. Хочешь смейся, хочешь плачь, но ты говорил с самым настоящим агентом ЦРУ. Его на тебя целенаправленно вывела та самая конкурирующая команда: дали услышать пущенный тобой слух про ракеты и "Петрозаводский феномен". Представляешь, что бы было, если бы ты тогда взял от него деньги?

Гагарин потерянно молчал, похоже, живо представив созданную мною реальность.

Мне пришлось задрать бровь. Он торопливо облизнул губы и покорно задал нужный вопрос:

— Что?

— А все! — охотно развел я руками, — деньги от агента ЦРУ за рассказ об испытаниях советских ракет! Десяточка минимум, а так-то и пятнашка. Это тебе не комфортная во всех отношениях двуха за спекуляцию, все было бы по серьезному.

Ваня изошел таким острым запахом пота, что мне пришлось отодвинуться назад.

— Но я ж не принял деньги! — голос его к концу фразы сломался на писк.

— Верно, — согласился я, — ты тут молодец, а я был тогда не прав… Но задача-то у конкурентов осталась, ее не сняли. Возьмут тебя скоро, соколик, — и я посмотрел на него с сожалением, — так или иначе возьмут. Если не на агенте ЦРУ, то на мелочевке — ты ж каждый день подставляешься, в том твоя работа. И расколют тебя до самой задницы очень быстро, когда покажут статью и пятерик на зоне за ней. Покажут, и пообещают скостить до двухи за хорошее поведение… Самое смешное, Вань, знаешь в чем?

— В чем? — обреченно переспросил он.

— А ты полученной двухе радоваться будешь как ребенок, — улыбнулся я ему. — И потом, когда тебе треть срока заменят за хорошее поведение на химию, еще раз порадуешься. Правда, здорово, когда впереди так много поводов для радости? Заодно и перевоспитаешься. На Галёру тебе все одно потом не дадут вернуться… Рабочую профессию получишь…

— А если не подставляться? — он смотрел на меня с нелепой надеждой, — уеду в отпуск… На месяц-два, или, даже, до конца лета.

Я с сожалением причмокнул и продолжил его запугивать:

— Не, не поможет. Это целая наука, как человека на ровном месте законно посадить. Ты есть-пить не будешь, дома закроешься, и все равно на срок наберешь. Ты, Вань, уже на прицеле, все. Не получилось с ЦРУшником — заточат другой крючок. Нужный результат эти ребята получат по любому.

— А если я чего-нибудь подпишу? — глаза его загорелись надеждой, — я слышал, что тех, кто подписал, не трогают.

— Идея, конечно, неплоха, — согласился я, мысленно содрогнувшись, — но несвоевременна. Это для обычной ситуации работает, когда можно по мелочи не прикапываться. А тут не поможет. Нужно, чтобы мне реальный срок светил, тогда мой батя зашевелится. А раз мне реальный срок, то и тебе от него никуда не скрыться.

Я тяжело вздохнул и пересел на соседний стол, подальше от Ваниных подмышек.

— Что делать-то? Что делать? — бормотал Гагарин, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Что делать… — передразнил я его беззлобно, — бежать, Ваня, бежать.

— Куда? — простонал он.

— Исчезнуть тебе надо из Ленинграда хотя бы на год, — начал я показывать ему выход из нарисованной ловушки, — пропасть из поля зрения конкурирующей команды. На всесоюзный розыск не подадут — слишком рискованно для них накручивать тебе что-то сверх мелочевки. Уйдешь на дно, тебя поищут с годик и махнут рукой. Да и актуальность ситуации за это время исчерпается. Вернешься, и не вспомнит о тебе никто — будешь уже не интересен. Выбор у тебя, Ванюша, сейчас между двухой на зоне и жизнью на воле вдали от Ленинграда. И все — из-за твоего длиннющего языка, — я помолчал немного, давая ему осознать, потом уточнил заботливым голосом: — Что выбираешь-то?

— Жить-то я на что буду этот год? — горестно воскликнул Гагарин.

— Вариант пойти работать не рассматривается?

Он молча вцепился в волосы.

— Двуха на зоне, Ваня, — напомнил я, внимательно за ним наблюдая, — а может и треху отгрузят. Ты ж совсем торговаться не умеешь, а у них план по посадкам есть… Ну, сам понимаешь, не маленький…

— Ыыыы… — отозвался он.

Я озабоченно покачал головой.

— У тебя денег-то сколько на кармане? В целом если?

— Пара тысяч наберется, — тускло ответил он, — плюс товар дома.