На этом видение закончилось, и старец опять увидел себя у входа в келью. Тотчас не замедлил он пойти, куда ему было велено, и возвестил о бывшем ему видении. Печерский игумен Тихон с духовенством и народом стал совершать ежедневно Крестные хождения с иконой Успения Богородицы и другими иконами на указанное место, а воеводы и бояре поставили в той части стены три заветные креста. Четыре дня не видно было никакого движения у неприятеля, но с первого сентября стали заметны приготовления к приступу. Шестого сентября игумен Тихон по некоему откровению свыше созвал по утру благовестом горожан в собор и совершил Крестный ход к Покровскому углу с чудотворной Печерской иконой Успения, с мощами святого благоверного князя Гавриила Псковского и со старой Печерской хоругвью. Весь народ с плачем и рыданием сопровождал Крестный ход, не ожидая помощи и защиты ниоткуда, кроме Бога.
Утром другого дня по приказу Стефана Батория с самого рассвета начался сильнейший пушечный бой по крепостным стенам, продолжавшийся весь день и всю ночь. В стене образовался большой пролом; к нему-то и устремился враг. Закипела жесточайшая битва. Неприятель взял две башни и утвердил на них польские знамена. Защитники слабели; был ранен воевода Шуйский. Страх овладел сердцами людей; старики, женщины и дети заливались слезами. Но все усердно молили Бога о защите. В эту тяжкую минуту были подняты и принесены к пролому святыни из собора: мощи благоверного князя Гавриила с чудотворной иконой Печерской. А впереди них к пролому прибыли три инока Печерского монастыря, родом бояре, храбрые воины. “Не бойтесь, братие! — воскликнули они. — Станем крепко! Устремимся на литовскую силу вместе! К нам грядет Богородица с милостью, заступлением и с помощью всех святых!” Этот неожиданный призыв духовных воинов Христовых воодушевил всех: “Богородица к нам грядет, о друзи! Умрем вместе за Христову веру и за православного царя! Не предадим града Пскова!” Вместе с этим началось молебствие пред проломом, на виду у защитников-псковичей и врагов, и продолжалось Крестное хождение к Покровской церкви. Защитники устремились в пролом и бесстрашно отражали атаки врагов. Даже женщины участвовали в сражении: одни приносили жаждущим воинам воды, другие подавали оружие, многие сами бросали на неприятеля камни и со стен лили на них горячую воду. В это время защитники поставили большое орудие, именуемое "Барс", у церкви Похвалы Богородицы. Его выстрелы произвели переполох среди засевших в Свинорской башне поляков. Паника возникла в рядах нападавших, но сражение продолжалось - жаркое, упорное, беспощадное… Лишь к ночи восьмого сентября враги были вытеснены из пролома, в беспорядке прогнаны в поле и рассеяны… Воеводы сказали ратникам и народу: “Миновал для нас первый день трудов, мужества, плача и веселия! Исполним клятвенный обет, не изменим Церкви и царю ни робостью, ни малодушным отчаянием”. Дружным и единодушным был ответ и воинов и народа: “Мы готовы умереть за веру Христову! Как начали, так и совершим с Богом без всякой хитрости!” И тут же решено было построить близ Покровской церкви новый храм — в честь Рождества Пресвятой Богородицы…
Осада продолжалась сто семьдесят дней и ночей. Защитники Пскова отразили два больших штурма и множество мелких приступов. И все это время совершались ежедневные Крестные ходы на стены города с чудотворной Печерской иконой Богородицы… Терпение польского войска истощилось, и Баторий, окончательно убедившись в тщетности попыток взять город, отступил от стен богоспасаемого града Пскова. Сорвались его планы похода на Москву, а Россия вышла из Ливонской войны целостной и благополучной…
* * *
Иногда Евгения брала брата Сережку с собой на прогулки, тайком, разумеется, от его отца. Как-то, гуляя по правобережью реки Псковы, забрели они к Гремячей башне, полуразрушенной, но сохранившей былую стройность и красоту. Башню окружали руины с манящими тайной черными подземными провалами И от того хотелось верить в старинную легенду, которую Евгения не спеша рассказала Сережке. Про заточенную в подземельях башни княжну, томящуюся в гробу и по сию пору еще ожидающую своего избавителя. Про то, как прокляла ее некогда родная мать, — а клятва матери, как известно, разрушает дома детей до основания, — и впала дочь в необычный зачарованный сон, от которого избавление одно — неусыпное чтение Псалтири аж сорок дней кряду. Если бы нашелся такой бесстрашный подвижник и выполнил это, то избавил бы красавицу-княжну от муки проклятия, а в награду получил бы хранящиеся здесь же несметные сокровища. Сережка слушал, затаив дыхание и, наверное, верил. А наверху башенной кровли шелестели под ветром кустики высокой травы, будто подтверждая: “Было, было…”, хотя и быльем поросло.
— Давай поищем, — предложил он сестре.
— Да нет, Сереженька, тут уж все обшарили сотни раз, да и сказка все это. Красивая сказка.
Сережка явно расстроился. Насупившись, посмотрел на сестру и неожиданно задал вопрос:
— А почему ты, Женя, такая у нас некрасивая? На мышку-норушку похожа...