Спастись ещё возможно

Экскурсы в историю и богословскую науку, которые устраивал для него Андрей, были удивительны. Часто Сергей из-за непонимания просто хлопал глазами, но, все равно, даже такое наукобразное объяснение его чем-то впечатляло. А Андрей вел его дальше и знакомил с двадцатью одним доказательством бытия Божия, начиная с пяти постулатов Фомы Аквинского. Эти вещи, — общеизвестные, как выразился о них Андрей, — увы, Сергею были совсем не знакомы. Хотя нет, об одном доказательстве он читал у Булгакова в “Мастере и Маргарите” — шестом доказательстве Эммануила Канта. Но там была лишь ссылка на его существование, а теперь же Сергей узнал как оно гласит. “Всем людям свойственно нравственное чувство, категорический императив, — утверждал Кант, — Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, следовательно, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Все это с необходимостью требует существования высшего суда и Бога, учреждающего и утверждающего нравственность, награждая добро и наказывая зло”.

Токов был Андрей. Но главным и определяющем в нем было не ученость и многознание (которые он всячески скрывал от посторонних), но его смиренное скитское делание, послушливое ученичество у отца Илария…

* * *

Ретроспектива. Андрей

Андрей окончил филфак МГУ с красным дипломом и был оставлен работать на кафедре. Поступил в аспирантуру. Жил только работой и учебой, поэтому скудного заработка хватало — со скрипом, конечно, но где в науке было без скрипа? Так все и продолжалось, пока он не встретил Галку, студентку третьего курса: в ее он вел группе семинары. Со студентами у него установились хорошие, дружественные отношения, и общение часто выходило за рамки университетской аудитории. Галку же долгое время как женщину он не воспринимал, но однажды именно это и случилось. Она заставила его увидеть в себе красивую молодую женщину и соответственно на это реагировать. Теперь на занятиях он краснел и совсем не мог смотреть ей в глаза. Он никак не решался сказать ей нужные слова, но она помогла, сама…

Андрей ушел из общежития и снял квартиру, где начали они совместную жизнь. В брачный союз решили не вступать. “Зачем, ведь мы современные люди?” — говорила она, а он соглашался. Он не писал обо всем этом домой, смутно понимая, что нельзя. Что никак не понять этого “зачем?” его отцу, профессиональному музыканту, но и христианину, ревностному прихожанину православного храма, где последние годы исправно работал он клиросным певчим. И еще более непонятно было бы это деду, церковному старосте, кабы был он еще живой, и прадеду-священнику… Вот такие были у него корни, и вот таким был он сам…

Галка не жила, она летала по жизни как перышко — красивое, но, по сути, никуда негодное. Ей всегда требовался ветерок, чтобы порхать в перекрестье восхищенных взглядов. А вот дети были ей не нужны (“рано!”), да и Андрей годился только потому, что ей льстило появляться в его обществе — молодого перспективного ученого с блестящим будущим (как ему предсказывали многие). Но на все это порхание требовались немалые средства! Очень скоро это стало главной проблемой Андрея, его постоянной головной болью. “Где их взять?” — мучительно соображал он. Искал где придется, забросив науку и все меньше обременяя себя моральными принципами. Так и попал однажды в весьма сомнительное агентство по недвижимости. На его счастье, фирмочка эта уже была под колпаком, так что сильно вляпаться он не успел…

Накрыли всех разом. Вернее, главные с деньгами успели умотать. А его в числе первых препроводили в КПЗ местного РОВД, потом в следственный изолятор. Он просидел два месяца, пока не попался его бывший начальничек и, наконец, не прояснилось о его, Андрея, непричастности к аферам. Выпустили. Далее по делу он шел уже свидетелем…

Галка, конечно же упорхнула. Да он, собственно, и не жалел. С тех пор он ее и не видел, потому что вскоре, как позволили обстоятельства дела, совсем уехал из Москвы. За это время он изменился — в тюрьме это не редкость. В душной прокуренной камере, где вместо положенных двадцати находилось пятьдесят человек, он успел передумать о многом, о чем прежде не думал никогда. Было так тяжело, что еще немного, и кинулся бы он с верхнего яруса нар головой о каменный пол, но не попустил Господь. Тогда-то Андрей и принялся усиленно молиться — день и ночь. Каким-то чудом попала к нему книга об удивительном рассказе странника своему духовному отцу. Эта незнакомая ему жизнь поразила его и стала для него первым учебником духовной жизни. От бывалых людей узнал он кое-что о монашеской жизни и загорелся мечтой… Потом была Оптина Пустынь, Боровский монастырь, Курская Коренная Пустынь, Псково-Печерский монастырь, был остров Залита с чудесным старцем отцом Николаем. Именно во время этой поездки он и узнал об отце Иларии. Поехал к нему… и остался. С тех пор и надолго, а может быть, как хотелось ему, навсегда…

* * *