Спекулятивный реализм: введение

Лекцию Мейясу можно разделить на три основные части. В первой обсуждается, в чем состоит сила корреляционистского аргумента. При этом он особенно ссылается на Фихте, в чьей книге «“Основа общего наукоучения” [издания 1794 года] представлена самая строгая на сегодня формулировка корреляционистского вызова реализму»[502]. Во второй части оспаривается тезис Брассье о том, что в своей не-философии Ларюэль находит способ выйти из корреляционистского круга; по мнению Мейясу, этот круг достаточно широк, чтобы Ларюэль в итоге остался внутри него. Это подводит Мейясу к более широкой критике нерациональных методов дискредитации тех философских аргументов, которые не удается опровергнуть. В третьей части он излагает собственную философскую аргументацию, предназначенную для ухода от корреляционизма и учреждения альтернативной теории – спекулятивного материализма. Поскольку эту аргументацию мы будем разбирать в другом разделе при чтении «После конечности», здесь мы сосредоточимся на первых двух метафилософских частях голдсмитской речи.

Понятие прагматического или перформативного противоречия, позаимствованное у финского аналитического философа Яакко Хинтикки (1929–2015), указывает на суждение, содержание которого противоречит самому акту его высказывания. Его следует отличать от более привычного противоречия между частями содержания высказывания. По Мейясу, «[Перформативное противоречие] это не логическое противоречие – вроде “Питер думает и Питер не думает” – а противоречие между содержанием предложения и его исполнением, его успешным выражением»[503]. Например: «”Я не думаю” не содержит логического противоречия, но здесь есть прагматическое противоречие между содержанием этого высказывания и тем фактом, что я думаю или произношу его»[504]. Более известный пример, не упоминаемый Мейясу, – античный парадокс лжеца, связанный с трудностью интерпретации предложения «Я лгу»: если предложение истинно, то оно лжет, а если оно ложно, то на самом деле высказывает истину. Грэм Прист (род. 1948) предпринял амбициозную попытку построить на таких парадоксах целую философию; любопытно, что аналитический философ Джон Когберн попытался проинтерпретировать весь спекулятивный реализм как множество разных стратегий справиться с перформативным противоречием[505].

Как уже упоминалось, по мнению Мейясу, Фихте предложил такую защиту корреляционистской позиции, которая остается самой мощной и по сей день. Имея в виду полный отказ Фихте от кантовской вещи в себе, Мейясу спрашивает:

Что на самом деле делает философ, когда притязает на обладание доступом к реальности, независимой от Я? По Фихте, он полагает X, якобы независимый от всякого [полагания]. Другими словами, он полагает X как не-положенный. Он притязает мыслить то, что независимо от любой концептуализации и внешне по отношению к ней, но, делая это, он не говорит, что делает на самом деле.

До этого момента Мейясу – доброжелательный попутчик немецких идеалистов в их отношении к Канту; он бросит их чуть позднее. Во многом подобно Присту, Мейясу в итоге обнаруживает у Фихте «двойное послание»:

[философия] должна полагать вторичность мышления по отношению к независимой реальности, так как в противном случае, невозможно было бы объяснить пассивность ощущения, но в то же время она не может полагать такую реальность, не впадая в противоречие. Этим «двойным посланием» [,] в конечном счете, и является для современной философии «реализм» – мы нуждаемся в этом, но не можем утверждать это, поэтому мы утверждаем и отрицаем это одновременно[506].

Любой реализм, отрицающий это двойное послание или уклоняющийся от него, Мейясу считает «наивным». Он ясно говорит, что «быть современным реалистом значит успешно проблематизировать фихтеанскую обреченность на прагматическое противоречие […] Если вы мыслите X, то вы мыслите X […] Способен ли реализм пройти испытание прагматическим противоречием?»[507].