Другая идея Бруно, снискавшая расположение и Шеллинга, и Гранта, это представление о том, что бытие это потенция.
Дополнительную поддержку этой идеи Грант находит у известного ученого, младшего современника Шеллинга: «в динамическом понимании [материя] состоит только из действий: “субстанция состоит из ее потенций”, как сказал [Майкл] Фарадей [1791–1867]»[307]. Динамизм – своего рода пароль и для Шеллинга, и для Гранта, поэтому в Платоне они находят сильного союзника: «платоновская Идея материи оказывает динамизирующее давление на кантовский категориальный каркас»[308]. Хотя у самого Шеллинга есть некоторая двусмысленность в отношении приоритета производства над продуктом, Грант в итоге предпочитает именно этот принцип: «производство это то, что заставляет бытие становиться»[309]. Динамистское прочтение Платона очевидным образом исключает обычный взгляд на то, как совершенные формы взаимодействуют с материальным миром: «печально известная платоновская “копия” это не механическое воспроизводство»[310]. Вопреки «взаимному исключению Идеи и [природы], при помощи которого Аристотель отделяет метафизику от физики»[311], платоновская идея имеет прямое отношение к физике. Это принцип производства, порождения или возникновения. Отдельная лошадь не «походит» на идею лошади: «вид не может представлять копию Идеи, потому что у Идеи нет коррелята в природе […] Существование Идеи надо понимать в терминах, которые не вовлекают феноменальное соответствие природным становлениям»[312]. Это ведет Гранта к формулировкам, очень напоминающим интерпретацию Делеза Деландой, когда, например, он говорит о платоническом виде как о «фазовом пространстве Идеи в неограниченном не-бытии, то есть, всегда-становлении, где Идея действует, как предел-аттрактор, по направлению к которому бытие никогда не прекращает становиться»[313]. Фазовое пространство это совокупность возможных состояний, в которых может находиться система исходя из ее ограничений: к примеру, если у вас на кухне три светильника, то в их фазовом пространстве будет восемь возможных состояний: вкл-вкл-вкл, вкл-вкл-выкл, вкл-выкл-вкл, вкл-выкл-выкл, выкл-вкл-вкл, выкл-вкл-выкл, выкл-выкл-вкл и выкл-выкл-выкл. Рассматривать же лошадь, или справедливость, или любую другую платоновскую идею как фазовое пространство значит относиться к ней как к пространству для огромного количества возможных воплощений этой идеи. Предел-аттрактор это точка в фазовом пространстве, вокруг которой вращаются все отдельные состояния системы. Один из примеров – некоторые графики погоды, на которых все актуальные состояния погоды вращаются вокруг еще одного состояния, которое на самом деле никогда не достигается. Другой простой пример – маленький шарик, запущенный по кругу в раковине: все его состояния направляются сливным отверстием на дне как конечной целью. Но даже в этом примере, хотя шарик в конце концов вроде бы попадает в отверстие, с математической точки зрения он никогда в точности не достигает отверстия, а продолжает колебаться вокруг, достигнув этой конечной точки[314]. Как бы то ни было, весь этот динамизм, обнаруживающийся за философскими концептами, означает, по Гранту и по Шеллингу, что философия представляет собой «естественную историю наших разумов»[315], хотя и гораздо более странную историю, чем та, которую могла бы предложить когнитивистика. Кроме того, из этого следует, что дискуссии о том, что такое априори в реальности, не связаны с человеческими суждениями, как у Канта. Наоборот, априори связаны с самой природой, а не нашими репрезентациями природы. Хайдеггер говорил нечто похожее – ставя в заслугу своему учителю Гуссерлю переопределение априори и его перенос из сознания в бытие – с той лишь разницей, что Хайдеггер толковал о бытии, а не о природе[316].